Почему нагота вызывает возмущение лично у вас? Интерлюдия. Нагота и стыдливость в повседневной жизни Натуральная нагота

Преследования наготы и сексуальности развертываются не только в сфере искусства, но и в быту. В отличие от церковных обрядов, где форма одежды предписывалась категорически и однозначно, бытовое поведение людей всегда было разнообразным, да и сами нормативные предписания варьировали в зависимости от ситуаций.

Судя по имеющимся данным, средневековые европейцы спали либо голыми, либо в длинных рубашках, иногда без рукавов. Это не была еще специальная "ночная одежда" и прибегали к ней не столько из стыдливости, сколько ради тепла.. Индивидуальных постелей и спален в средние века не было; не только супруги, но и их многочисленные чада и домочадцы спали в одной общей комнате, а часто и в одной постели. Например, в комнате короля Марка из эпоса "Тристан и Изольда", кроме самого короля и его жены Изольды, спят также его племянник Тристан, слуга и паж. В крестьянской среде такая бытовая скученность сохранялась вплоть до ХIХ в.

Дифференциация и приватизация жилого пространства - один из аспектов процесса индивидуализации. В походных условиях, в которых мужчины проводили большую часть своей жизни, также было не до стеснительности.

О соблюдении телесной сегрегации больше всего заботились в монастырях. Святой Бенедикт (VI в.) установил, что монахи должны спать в общей комнате (предосторожность против мастурбации), но ни в коем случае не в одной постели (предосторожность против сексуального соблазна). Его младший современник, епископ Браги святой Фруктуоз предусмотрел даже обязательное расстояние между кроватями, "чтобы слишком близкие тела соседей не вызывали плотского вожделения".

Предписания о ночной одежде расходились. Святой Бенедикт обязал своих монахов спать в рубашках, но категорически запретил им носить кальсоны, за исключением тех случаев, когда они выходили из стен монастыря. Тысячу лет спустя Рабле поиздевался над этим правилом, говоря, что у монахов член длиннее, чем у мирян, потому что он свободно болтается у них между ног, не стесненный кальсонами. Напротив, святой Фруктуоз обязывал монахов, служивших перед алтарем, обязательно надевать кальсоны, как того требовал еврейский Ветхий завет.

В аббатстве Клюни в ХI в. монахи не должны были видеть ни собственную наготу, ни наготу соседа. Ложась в постель и вставая утром, нужно было переодеваться так, чтобы "никто не мог увидеть ни малейшей части их наготы". Монастырские туалеты были коллективными, но монахи должны были отправлять свои естественные потребности с головой, закрытой капюшоном

В жизни мирян регламентов было меньше. Несмотря на призывы церковников, бедные люди, чтобы не тратиться на дорогое белье, если позволял климат, спали в супружеских постелях голыми.

Еще меньше уединения было в школах-интернатах. В средние века мальчики, причем разного возраста, нередко спали не только в общих спальнях, иногда на 40-50 человек, но и в одной постели с соучениками. В английской аристократической школе Харлоу мальчики спали по двое вплоть до 1805 года. Туалеты и ванные комнаты также были общими, подчас даже без дверей, чтобы надзирателю было виднее.

В своей борьбе с гуманизмом католическая церковь расширяет сферу нормативных запретов, распространяя их не только на взрослых, но и на детей. Аббат (позже кардинал) Джованни Доминичи в трактате "Наставления в семейных делах" (1405) подчеркивал, что ребенок "должен спать одетым в длинную рубашку до середины икры. Недопустимо, чтобы маленький ребенок видел обнаженными отца, мать или других персон". В ХVI -ХVII вв. религиозные предписания на сей счет, как у католиков, так и у протестантов, становятся все более строгими, вплоть до того, что ребенок должен спать так, чтобы тот, кто подойдет к постели, не мог даже разглядеть форму его тела.

Проблематичным становится и купанье.

В знаменитых римских банях мужчины мылись и парились голыми, но женщины туда не допускались и вообще соблюдался строгий декорум. В раннем средневековье баня считалась большим удовольствием. Некоторые монастыри, по почину св. Бенедикта (515 г.) даже строили бассейны для верующих. Мытье в них считалось средством духовного и телесного очищения. Кающимся и постящимся оно было запрещено, а некоторые святые и монахи например, льежский епископ Регинхард (ХI в) пожизненно лишали себя этого удовольствия, в знак признания своей греховности.

Мужчины и женщины, мучительно стеснявшиеся своей наготы, существовали во все времена. Папа Пий V в 1572 предпочел мучительную смерть от задержания мочи унизительной процедуре ее откачивания с помощью катетера. А император Максимилиан I (1493-1519), по словам Монтеня, "таился от всех, чтобы извлечь из себя мочу, и, будучи столь же стыдлив, как девственница, не открывал ни перед врачами, ни перед кем бы то ни было тех частей тела, которые принято прикрывать" и даже "повелел весьма решительно в своем завещании, чтобы ему после кончины надели подштанники", не забыв указать, "чтобы тому, кто это проделает с его трупом, завязали глаза". В повышенной генитальной стыдливости, не подобающей мужчине его положения, признавался и сам Монтень. В средние века к этому относились уважительно, объясняя повышенной религиозностью, на самом деле за ней стояли какие-то личные психосексуальные проблемы.

По-разному вели себя люди и в собственных домах. Судя по старинным рисункам, знатные люди обычно принимали ванну с помощью слуг обоего пола, однако некоторые при этом оставались в рубашках. На немецкой миниатюре ХIV в. барон Якоб фон Варте изображен принимающим ванну в окружении четверых слуг или домочадцев, среди которых по крайней мере две женщины, но сам барон облачен в длинную рубашку. На книжной миниатюре начала ХV в. служанка моет чешскому королю Вацлаву голову, но король при этом в трусах, а служанка в сарафане.

С ХII в. в европейских городах стали строить общественные бани (в Германия первая городская баня появилась в Фульде). Они сооружались, как правило, в центре города, близко от церкви и были важными местами общественных встреч. Купаться разрешалось всю неделю, кроме воскресений и пятниц. Самым популярным банным днем была суббота. На содержание бань взимался специальный налог. Появилась и особая профессия банщиков. В ХIV в., наряду с монастырскими и муниципальными банями, появляются особые лечебные бассейны и купанья (по-немецки практически любой курорт по сей день называется das Bad, даже если никакой целебной воды там нет и никогда не было).

Первоначально мужчины и женщины мылись и купались совместно, а типы заведений варьировали от скромных семейных бань до замаскированных под баню борделей. Совместное купание обнаженных мужчин и женщин вызывало жесткую критику со стороны моралистов, которые предлагали либо запретить совместные купания мужчин и женщин, выделив для них отдельные места или дни, или обязать купаться и мыться одетыми.

Реализация этих предложений зависела от местных условий. В Швейцарии требование разделить мужские и женские дни или выделить отдельные места для купанья было выдвинуто еще в начале ХIV в., но в Люцерне его реализовали уже в 1320 г., а в Базеле мужчины и женщины купались вместе до 1431 г.

Большинство дошедших до нас рисунков и гравюр ХV-ХVI веков, включая работы Дюрера (рис.64), изображают раздельные мужские и женские бани. На одной немецкой гравюре мужчина даже подсматривает сверху за моющимися женщинами. На средневековых рисунках голые купальщики обычно прикрывают гениталии рукой или мочалкой. Позже появляется нечто вроде плавок или купальных трусов. На дверях одной французской церкви (около 1130 г) Адам и Ева изображены в плавках современного типа. На немецких гравюрах ХV-ХVI веков купающиеся женщины часто изображены нагими или с открытой грудью, а мужчины - в точно таких же плавках, какие были у нас до и после войны - узких, с тряпочными завязками на боку (рис.65).

Но одно дело - помывочное заведение, а другое - купанье в естественных водоемах. Молодые мужчины, не говоря уже о мальчиках, не стеснялись друг друга и предпочитали купаться голышом. В ХV - ХVI вв. с этим тоже начинается борьба. В 1541 г. во Франкфурте восемь молодых мужчин за купание нагишом были приговорены к четырем неделям тюрьмы на хлебе и воде. В 1548 городские власти обязали ремесленников не позволять подмастерьям купаться голыми в Майне. В 1599 г. папа Климент VIII специальным декретом запретил римлянам купаться голышом в Тибре, подчеркнув, что половые органы должны быть полностью закрыты. Тем не менее голые купания в Тибре продолжались в последующие три столения, их часто изображали художники ХIХ века. Точно такая же ситуация была во Франции. В 1688 г. в Льеже молодым людям официально запретили голыми купать коней (извечная крестьянская практика!).

Хотя практическая эффективность таких запретов была невелика, они постепенно внедряли в сознание людей повышенное чувство генитальной стыдливости.

Каковы причины этих мировоззренческих сдвигов по отношению к телу и наготе? Существуют разные подходы к этому вопросу, причем все они связаны с определенными трактовками истории сексуальности.

Традиционный исторический подход выдвигает на первый план социальные репрессии. Искусство Возрождения зашло в своей реабилитации плоти дальше, чем позволяли объективные условия, и контрреформация ответила на это цензурными репрессиями, затронувшими не только искусство, но и повседневную жизнь. А однажды введенные запреты постепенно становятся привычными и воспринимаются следующими поколениями как нечто само собой разумеющееся.

В свете теории Элиаса, важнее всего цивилизационный процесс и связанное с ним развитие эмоционального самоконтроля. Гуманистическая реабилитация плоти означала принятие своей телесности. Индивид, осознавший себя хозяином неповторимого уникального тела, воспринимает его как нечто интимное, только свое, что должно быть закрыто от посторонних. Повышение ценности индивидуального тела предполагает более строгую охрану его от чужих посягательств, а также усложнение связанных с ним переживаний. Тело становится объектом гордости (для средневекового человека любоваться своим телом - грех), но одновременно усиливается индивидуальная стыдливость (в феодальном обществе чувство стыда было скорее сословным), не позволяющая выставлять себя напоказ. Этот подход тесно связан с социологией эмоций.

Мишель Фуко в своей "Истории сексуальности" (1976) отвергает теорию "подавления" как слишком глобальную. "Дисциплинирование тела" не столько "отменило" существовавшее вплоть до начала ХVII в. открытое, наивное выражение телесных, особенно сексуальных, переживаний, сколько породило новые, более сложные и разнообразные формы дискурса, принимающие во внимание разные социальные контексты и отношения власти.

Однако эти подходы не столько взаимоисключающие, сколько взаимодополняющие. Разные причины нередко приводят к одним и тем же результатам и эмпирическая, событийная история часто поучительнее истории теоретической.

В связи с "телесной" тематикой свежевыложенных текстов ( ,
) вспомнился мне давний текст на ту же тему в "Знание-Силе", который, кажется, сюда не попал (во всяком случае, что-то я его здесь не нахожу). - Поместим же его сюда.

Обнаженное тело в культурных пространствах

Ольга Балла

Стыдно, у кого видно

Только вот что именно? В разные времена у разных народов на сей счет существовали и существуют настолько разные представления, что европейцы могут по сей день хохотать над историями вроде той, в которой турчанка, внезапно застигнутая гостем без покрывала на голове, задрала юбку, чтобы скорее закрыть лицо. Вообще-то, чтобы соответствовать приличиям, женщина-мусульманка должна закрывать тело почти полностью, а ее единоверцам-мужчинам кажутся непристойными короткая европейская одежда и обтягивающие штаны. По одной из традиций, бытующих в Южной Индии, женщина должна всегда прикрывать рот…

Предписания насчет того, что и в какой мере можно демонстрировать, между прочим, существуют и в пределах нашего культурного круга и религиозных обоснований отнюдь не требуют. Известный психолог Игорь Кон, профессионально занимающийся культурной историей тела, в частности обнаженного, в свое время так и не смог найти объяснения тому, почему, например, наших соотечественников обнаженный мужской торс не смущает, и в жару мужчины совершенно спокойно могут работать раздетыми до пояса, в то время как американские студенты надевают шорты, едва становится тепло, но грудь и спину даже в неформальной обстановке обыкновенно прикрывают майкой или рубашкой. "Не принято" - и все тут. Общее у всех этих запретов, при всем их многообразии, одно: та или иная степень наготы - от полной до частичной - непременно, явно или неявно, табуируется. Видеть ее не приличествует. В противном случае тот, чья нагота оказалась увиденной, автоматически, в какой бы культуре он ни обитал, испытывает специфическое чувство под названием стыд. Причем "стыд" и "нагота" в культурном воображении настолько связаны, что оказываются чуть ли не синонимами друг друга.

Вообще стыд обнаруживает странное родство со зрением. Современные психологи находят прямую зависимость между переживанием стыда и нарушением "визуальной автономии" человека: вторжением в его личное пространство непрошеного взгляда в то время, когда он, видимый, к тому не готов. Да это ведь давно отражается даже на уровне обыденных метафор, коими описывается чувство стыда: "не знаю, куда деться", "провалиться бы сквозь землю" (= исчезнуть, стать невидимым), "не могу смотреть в глаза"…

Эротичность, которая первым делом приходит в голову как причина запрета на наготу в разных культурах, лишь одна из областей, к которой в качестве знака отсылало и отсылает обнаженное тело, и запреты на его разглядывание в разные эпохи отнюдь не всегда оказывались связаны именно с этой областью значений.

При более пристальном рассмотрении оказывается: во все века стыдились, собственно, не наготы как таковой (в культуре вообще практически ничто не существует "как таковое", а непременно со шлейфом значений, интерпретаций, ассоциаций, явной и неявной памяти о своих прошлых статусах и смыслах…), а того, что она обозначала. Если ей случалось обозначать что-то недопустимое, она табуировалась. Однако были и ситуации - и не раз! - когда нагота признавалась знаком чего-то, имеющего высокий ценностный статус. В этих случаях она, напротив, культивировалась, в том числе и усиленно, подчеркнуто. Но что же она могла обозначать, кроме пресловутой эротичности?..

Да то же самое, что одежда.

Неизбежность знака

Невозможно представить себе парламент, где заседают голые депутаты.
Джонатан Свифт

Одежда, в свою очередь, ни в одной из культур отродясь не сводилась лишь к прикрытию тела - как, впрочем, и к его "украшению". Она (как и само ее наличие или отсутствие!) всегда была продуманной системой знаков. Знаки же в традиционных культурах указывали прежде всего на социальный статус "носителя" одежды. С тех пор как регламентация внешнего вида перестала быть жесткой, и обитатели той же европейской культуры получили свободу выбора, одежда-знак стала обозначать еще и отношение владельца одежды к жизни и самому себе, его социальную и экзистенциальную позицию, характер, темперамент... Но что бы ни обозначала одежда, именно поэтому она всегда действовала еще и как защита. Даже не в первую очередь от дождя, ветра и холода: главным, от чего необходимо защищаться, всегда были братья по социуму, их взгляды. (Кстати, пристальный взгляд - разновидность агрессии еще в животном мире.) Одежда, как охранная грамота, обозначала дистанцию, на которую дозволительно к носителю одежды подойти. Потребность "скрыть" наготу была и остается производной именно от этой, социально дифференцирующей и защитной функции. Ей оказалось подчинено и эстетическое начало: сама эстетика - разновидность защиты.

Это хорошо прослеживается, например, по древнеегипетским изображениям: чем выше статус изображаемого, тем больше он одет. Голыми или в одних набедренных повязках могли оставаться только простые трудяги.

Одежда настолько устойчиво обозначает статус, что кажется, будто она его и создает. Отсюда - один из основных "неэротических" культурных смыслов, которыми наделяется нагота: равенство. Существует, например, расхожее представление, согласно которому "в бане все равны". (При этом как-то забывается, что в таких случаях как источник различий начинает работать само тело, сформированное привычными жестами, позами…)

Одетые наготой

Для жителей цивилизованной страны естественное состояние -быть одетым. Нагота анормальна.
Генри Джеймс

Культурные судьбы обнаженного тела повсеместно определило то обстоятельство, что "естественное" состояние человека (именно к такому значению наготы не устают апеллировать натуристы) для культуры как системы условностей в высшей степени неестественно. Все "естественное" для нее - сырье, которое нуждается в переработке - в интерпретации. И моралисты в своем роде правы: "безнравственной" и "непристойной" нагота в культуре становится вполне неизбежно. Представляя собой "непереработанную" природу, она агрессивна по отношению к культуре, которая по самому своему назначению от природы защищается. Соответственно, и наготу как представителя природы культура способна вынести лишь тогда, когда та нейтрализована: помещена в некие рамки.

Одежда - лишь одна из возможностей таких рамок. Другая возможность, не менее разнообразная, - наделение нагого тела строго определенными значениями в строго определенных ситуациях: пусть-ка работает на культурные смыслы. У тех же греков, обнаженных атлетов которых так часто вспоминают, нагота в повседневной жизни ведь была строго табуирована! Голыми обитатели античных полисов не ходили никогда. Нагота же допускалась лишь в четко очерченных рамках: в банях, при купаниях и на спортивных состязаниях, включая тренировки в гимнасиях. Она была жестко привязана и к социальному статусу - обозначала его: на пирах-симпосиях, например, обнаженными могли быть только гетеры-танцовщицы и мальчики-рабы, но никак не гости. Спортивные же состязания, между прочим, были действом сакральным, и нагота - особое, выделенное из повседневности состояние - была одним из верных знаков этой сакральности.

"Сакральность" наготы в полной мере унаследовало искусство. Те же греки изображали своих воинов обнаженными (и, как на подбор, телесно красивыми и юными), хотя в реальной жизни сражаться в таком виде было просто немыслимо: нагота означала важность, возвышенность изображаемого. Между прочим, могла она принять и прямо противоположное значение: у многих народов с тел убитых врагов сдиралась одежда, чтобы унизить поверженных. Кроме греков, поступали подобным образом и такие удаленные друг от друга в пространстве и времени народы, как, например, шумеры и майя, что и наводит на мысль о некой универсальности знака. Здесь вступал в действие исконный смысл наготы: незащищенность, уязвимость и неизменно ему сопутствующий - лишенность статуса. Человек без него автоматически обращается в ничто. Сакральный полюс наготы, между прочим, тоже универсален: те же шумеры изображали обнаженными своих жрецов и мифологических героев.

Напрашивается еще и вот какой смысл наготы: прямой наследник смысла сакральности - всечеловечность, выведенность из рамок, поставленность над ними. Человек, не привязанный к одежде-знакам, - человек на все времена. Так те же шумеры изображали нагими своих жрецов и мифологических героев. Так мы воспринимаем античные статуи.

Любопытно, что сакральность - универсальность наготы чувствовалась и в европейском Средневековье, о котором принято считать, что оно стеснялось "греховного" тела больше, чем все прочие эпохи. Последователи секты адамитов, например, приходили голыми на церковные службы, чтобы быть ближе к Богу, ничего не зная о том, что похожим образом поступали приверженцы одного из течений индийского джайнизма. Его вероучители - тиртханкары не признавали одежд, считая, что они одеты пространством или сторонами света.

Странствующее лицо: корни стыда

Мы стыдимся своего тела только потому, что не чувствуем его лицом. Лицо вовсе не связано с определенной областью тела. Оно может странствовать.
Максимилиан Волошин

Карен Хорни в свое время так определила стыд: мы, дескать, чувствуем его, "если сделаем, подумаем или почувствуем что-то, что задевает нашу гордость". Она связала его с переживанием "своей неудачи быть окончательным совершенством". И в этом, похоже, кроется нечто очень существенное для понимания связи наготы и стыда, в какой бы культуре - в какой бы системе условностей - они ни оказывались связаны.

Человек стыдится наготы тогда, когда она оказывается несоответствием визуальным идеалам данной культуры. Значит, стыдится он того образа себя, который в результате получается, тех смыслов, к которым эта "неправильная" нагота отсылает. Культурно значимый "образ себя" создается либо одеждой, либо "правильно" сформированным телом. Одежда организует взгляд. Голое же тело - тело с расфокусированным взглядом на него. Голый - человек без лица: ведь именно лицо - то, на чем фокусируется видящий человека взгляд.

Нагота всецело культурна и социальна. Поэтому тот же натуризм - в первую очередь социальная и этическая позиция, сторонники которой объединяются в организации. Существует аж международная их федерация, объединяющая несколько десятков национальных федераций из более чем 30 стран мира. Употребление пищи, например, тоже естественно, однако никому не приходит в голову на этом основании объединяться в какие-либо федерации. И неспроста: без употребления пищи не обойдешься, тогда как без публичного обнажения тела - в общем, вполне возможно. То, чего может и не быть, обречено на то, чтобы принять характер условности. А то, что эта позиция выражена в обнажении тела, в известной мере случайно: нагота здесь - лишь инструмент. Да она всегда - инструмент.

Я знаю множество объяснений, почему нагота табуирована в социуме. Из области культурологи, этологии, психоанализа, юриспруденции, педагогики, медицины, сексологии, религии. Прошу их в этом посте не обсуждать.

Но я не могу понять, почему обнаженность вызывает возмущение и негативные эмоции у КОНКРЕТНОГО ЧЕЛОВЕКА. Почему это возмущает ЛИЧНО ВАС?
Почему ВЫ делаете такой выбор? – Сами по себе, без принуждения законов, культурных стереотипов, уложений, угрожающих модераторов, цензоров или проповедников?

А это факт: обнаженность вне канона вызывает именно ВОЗМУЩЕНИЕ. Как в уличной толпе - «у, бесстыжая!» - так и во всевозможных медийных проектах. Я помню давнишнее ток-шоу про нудизм: на сцене сидел человек, убежденный нудист. Так вот, он был вовсе не голый, а в трусах. Как на обычном пляже, на параде физкультурников или балетном выступлении. Однако в зале все равно стонали от отвращения, раздавались вопли тётушек:
- Оденьтесь! Это отвратительно! Как вы можете здесь высказываться в таком виде!

Сегодня это отвращение выплёскивается во всевозможных комментариях к фотографиям или дискуссиях на форумах. Если обнажённость подаётся вне канона, без ярлыка «ню» или «порно», она per se вызывает гнев и прочие негативные эмоции. Причем гневаются те самые люди, которые порой не прочь и поглазеть на «эротику».

Причина этого мне – при всем антропологическом кругозоре - не понятна. Разумеется, я знаю, что с детства в нас воспитываются рефлексы стыда: «куда с голой задницей!» - «ах ты бесштанная команда!» - «ну-ка быстро оденься!» - «шлёп!» - «граждане, держите извращенца!» - «у-у, шлюха, сейчас глаза выцарапаю!». Но мы-то уже выросли и стали свободными людьми.

И не говорите, что кого-то не возмущает! Подспудный диссонанс испытывают даже самые толерантные или циничные, даже пошлые матершинники поднимают брови, а эротоманы смущенно фыркают, и лишь потом начинают радостно гоготать.

Вот пример: некие девицы стоят без штанов на пляже. Посреди Петербурга, перед выпученными глазами «камаза». Почему же эта композиция вызывает раздражение? «Под кат, под кат, уберите скорей под кат!!! И предупреждайте! Я не могу на это смотреть!»

Внизу даже написано «шок». Это - «шок»! Почему ЛИЧНО ВАМ кажется, что это «шок»?

Здесь, вероятно, могут заявить: не нравятся слишком маленькие сиськи, угловатые подвздошные кости и выбритый лобок. Почему же при наличии купальника никого не беспокоят слишком тонкие голени, угловатые коленки и бритые подмышки? Морщинистый пупок с катышком войлока? Зияющая дырка в ухе? Дурно пахнущий рот? Набрякшие складки губ и розовая слизистая дёсен?
Нормальных людей – это не беспокоит.
Кого-то приводит в ужас мысль, что его ребенок может возбудиться при виде такого фото. Но возбудиться он может и при виде телес в бикини, и даже в платье, ну и что?
Кто-то сгорает от стыда за самих этих девушек: теперь их фото! в Интернете! Но ведь это они сами выбирали, как фотографироваться - а не мы, пуристы. К позору в Интернете может привести и необнаженный вид, и даже полностью одетый. Ну и что? К примеру, был такой флешмоб «мстить надо без трусов». Теперь об этом позоре уже забыли.

Противники нудизма говорят, что толстые брюхо, груди, зад и тем более гениталии противно отвисают. А как же отвисший волосатый нос или заплывшая талия, торчащая из брюк одетого человека? А небритое жирное брыло? Бородавки на губе? Говорят, что у нудистов некрасивая фигура. Почему же никто не ругается, если обладатели гнуснейших фигур разгуливают в одних лишь плавках? Почему не бьют их дамскими сумочками?

Итак, групповые, архетипические мотивы понимаю, личные - не понимаю.

UPD: Результаты опроса интересные. Они обсуждаются здесь.

ОБНАЖЁННЫЕ СТРОКИ или НАГОТА БЫВАЕТ РАЗНОЙ
(Тематический цикл стихотворений)

1. ПО РОЗОВЫМ СТЁКЛАМ

С обнажённой душою
По розовым стёклам,
По осколкам вчерашних
Надежд
Я шагаю сегодня,
Под солнцем продрогла,
В многоликом театре
Невеж.

Из-под масок глядят
Пожирающе пасти
И зияют надменностью
Душ.
Современная жизнь –
Низкопробные страсти:
Нынче счастье –
Сорвать жирный куш.

С ОБНАЖЁННОЙ душою
По розовым стёклам,
По осколкам
Беспечности дней,
Я иду не без боли,
От слёз пусть промокла,
Всё же верю
В душевность людей!

2. ОСЕННЯЯ ЛИЛИТ

В туманном парке Витгенштейна
Так осень страстностью пьянит:
Краса – креплёнее портвейна,
Как первозданная Лилит.

Пускай она весны постарше,
Но всё ж прекраснее стократ.
И без листвы златой, опавшей,
Сильней притягивает взгляд.

Изящны линии изгибов –
Долой шаблонность инженю!
Тут НАГОТА древесных ликов –
Хмельное чувственное ню!
…Сродни секундному блицкригу,
Языкострастному огню!

3. НАТУРЩИЦА

Росы – перламутровы... Листья – золотые,
И порой, как бабочки, в воздухе кружат.
Красотой изысканной будни налитые
Всё над равнодушием дружно ворожат.

Люди восхищаются златовласой девой,
И прохожих взгляды льют особый свет…
Осень разодетая скоро станет – Евой,
И ноябрь напишет с нею ню-портрет.

Пышные наряды, затерявшись в прошлом,
На холсте предзимья места не найдут…
Осень ОБНАЖИТСЯ, но совсем не пошло,
И в восторге лужи трепетно замрут.

4. ЛИСТВОЙ ОСЫПАЛАСЬ ЛЮБОВЬ...

Листвой осыпалась любовь – душа ОБНАЖЕНА.
Воспоминаний ветер – боль, надежда сожжена.
Разнополярных мы краёв, как крылья разных птиц.
С разлукой встретилась любовь... Туманом пала ниц.

Мы разлетелись,кто куда, опавшею листвой.
И серооко небеса уже глядят с тоской.
Но ничего не изменить, дождят небес глаза.
Вполне возможно разлюбить... Но позабыть - нельзя!

5. ОБНАЖЁННАЯ МУЗЫКА

Обнажённой музыкой задождила осень,
Небо – бело-синее, тёмных клавиш просинь.
Солнца лик – под шляпою, за вуалью тучи.
Обнажённой девою, с голосом певучим,
Осень разыгралась, нотками дождинки...
До чего же странная – инеем слезинки.
Талия – как скрипка, у осенней девы...
Хоть и музыкальна, но грустны напевы.

Обнажённой музыкой задождила осень.

6. ГРУСТЬ ОСЕННЕЙ ЖАР-ПТИЦЫ

Рвут ветра хвост осенней Жар-птицы,
Красоту унося в никуда.
В слёзных каплях обвисли ресницы,
Листья в лужах – сплошная слюда.

Облака – обесцвеченность лета,
Вместе с тучами их – караван…
Потускнела и солнца монета,
Влажной стылостью пышет* бурьян.

Весь изорванный хвост у Жар-птахи,
Всюду листья, как перья, летят.
ГОЛЫХ крыльев напрасные взмахи –
Скоро осени дни отзвенят.

7. ЛЕТНИЙ ЛИВЕНЬ – МОРЕ СЧАСТЬЕ!

Небо косы распустило –
Длинных струй прозрачен шёлк.
Серым взглядом соблазнило –
Верно, знает в страсти толк.

Всё прохладой обновляет –
Воздух девственно НАГОЙ...
В летний зной так соблазняет
Струй безудержный прибой.

Лета радужное "Здравствуй!",
Неба нежный поцелуй,
Летний ливень – море счастья,
Семицвет алмазных струй!

8. НОЧЬ ОБНАЖЁННЫХ ЖЕЛАНИЙ

Чтоб страсть мою на ощупь ты узнал.
И, будь что будет, и пусть выгонят из рая...
Огонь любви – начало всех начал.

Ведь пламя страсти порождает в нас желанья:
Желанье жить, любить и жизнь дарить...
А я станцую для тебя во тьме нагая,
В твоих объятьях чтобы птицей воспарить!

9. ОСЕНЬ В ТАНЦЕ ТИХО ПЛАЧЕТ...

Распустила осень косы,
Ветер треплет шёлк волос.
Чаще иней, реже – росы,
Слаще запах поздних роз.

ОГОЛИЛА осень плечи,
В декольте все дерева –
Скоро бал, прощальный вечер...
Уж вальсирует листва.

Хризантемы, дивным мехом,
Красят осени наряд.
Ветер балу не помеха –
Громче музыка в сто крат!

Распустила осень косы
Полыхающим костром.
Чаще иней, реже – росы,
Дождь – холодным серебром.

Осень в танце тихо плачет,
Губы в шёпоте дрожат.
В лужах взгляд печальный прячет.
Птицы жалобно кружат.

Протянув листок, как руку,
Машет грустное "Прощай"...
Осень, чувствуя разлуку,
Шепчет: помни, вспоминай...

10. ПОСЛЕДНЕЕ ТЕПЛО

Катится солнце точённой монетой,
Делит природу на «после» и «до».
Скоро берёза предстанет РАЗДЕТОЙ,
Время снегами наполнит гнездо.

Катится солнце точённой монетой –
Дней череда, будто «решка» с «орлом».
…Снова на зиму свернула планета –
Жжёт календарь индевелым числом.

11. ОБНАЖЁННЫЙ ВОПРОС... Сергею Есенину

Так и хочется к телу прижать
...........................................Обнажённые груди берёз...
...........................................Так и хочется руки сомкнуть
...........................................Над древесными бёдрами ив...
............................................(Из ст-я "Я по первому снегу бреду...")

То вдруг груди берёз,
То вдруг прелести ивы.
На душе – громкий плач,
Женских мыслей разливы:
– Что ж ты, милый Серёжа,
Как трактирный мужик,
То налево,то вправо
Ветром бегать привык?!

Древ не гни понапрасну,
Синью глаз не колдуй,
Сердцу милую ладу
Пленом рук окольцуй.
Выбирай же, решайся,
Кто сквозь сердце пророс:
То ли ивушек бёдра,
То ли груди берёз?

12. ГРИНОВСКАЯ ВЕСНА

Зазеркалилась природа половодьем –
И повсюду талая вода,
Нет ни снега у зимы теперь, ни льда…
Потеряла солнечны поводья:

Вновь светило миг за мигом светит ярче
И галопом мчится – не унять.
Час весны… Пора короновать!
А февраль – давно забытый старче.

Весновей господствует на троне,
Солнцем снег давно испепелён.
Март-грачевник властью окрылён:
Перед ним – подснежники в поклоне!

В нежной дымке, бархатном тумане,
Сад вишнёвый спрятал НАГОТУ…
Одиночество весной невмоготу…
Сердце – в небе, в синем Зурбагане!

Зазеркалилась природа половодьем…
Да, весна щедра на чудеса:
На земле повсюду – небеса,
Страсти парусник алеет на свободе!

13. ОСЕНЬ И ДЕКАБРЬ

Ивы под дождём, словно девы в море –
Страстной НАГОТОЮ манит красота.
Струи проливные –
чувства на просторе.
Осень обнажилась... Видно, неспроста.

Знать, она декабрь покорить решилась;
Только он – бездушен, заморозит враз...
Осень в лапы зверя
глупо угодила,
Льдом застыли слёзы в уголочках глаз.

14. В КИСЕЕ ЗАКАТА...

К произведению моего земляка,
уроженца г.Тирасполь, М.Ф. Ларионова

Тело алой страстью в кисее* заката.
Сочной НАГОТОЮ вечер обольщает.
Взгляды, словно пасти – бесполезна мята...
Пена волн – фатою, дразнит, убегает.

Вечер ближе к ночи, встречи ждёт с луною.
Зёрнами граната в сердце звёзды зреют.
Ждать луны нет мочи – дразнишься собою...
И в лучах заката чувства страстью рдеют!

___________________________________________________
*КИСЕЯ;, и;, мн. нет, ж. [< тур. k;si раскроенная материя].
Прозрачная тонкая ткань.

15. ОБВЕНЧАЛАСЬ ОСЕНЬ

Нежной хризантемой выпал первый снег,

Белою невестой осень ноября,
Небо нарядило... Видимо, не зря:

Отдают невесту в жёны декабрю,
В воздухе кружится: "Я тебя люблю!"
С белой хризантемой осень в волосах...
Закружил декабрь деву на руках.

Обвенчалась осень – с плеч одежды снег...
Кончился осенний незамужний век.

16. ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ

Мне приснилась вечная любовь...
Вот живу во сне, не просыпаясь,
И течёт по венам сладко кровь –
Каждый день в тебя опять влюбляюсь.

Каждый день, как будто в первый раз:
Первый взгляд, улыбка, ОБНАЖЕНЬЕ –
Зазеркалье самых страстных глаз,
Страстных глаз, познавших искушенье.

Нам всё снится вечная любовь,
Так же, дай нам Бог, не пробудиться...

17. ОСЕННЯЯ КОРРОЗИЯ

А рыжая осень – железная леди,
Коррозией каждый листок заражён…
Листы золотые и листья из меди,
Но ржавчина сплошь… Лес почти ОБНАЖЁН.

Природа жестока к осенним металлам,
Другая тут химия – ржавчины власть…
Конец листопадам – и золотом палым
Уже человек не любуется всласть.

18. МЫ – СОЛНЦЕ!

Целуешь сладко... Губы жгут...
И ток по венам, до мурашек.
Минуты сладостно бегут,
Чтоб небосвод был в страсть раскрашен.
Рассвет пурпурный – я и ты,
Любовь – свет солнца негасимый.
Мы в ночь – две яркие звезды,
Под утро ставшие единой...
Мы – солнце!

19. ОСЕНЬ, ВАЛЬЯЖНОЙ ГУЛЁНОЙ...

Листья в полёте целуются,
Жадною страстью горят.
Стали бессовестны улицы,
Парков бесстыжий наряд.

Ивы, красой ОБНАЖЁННОЮ,
Косами манят сердца.
Осень – вальяжной гулёною,
Ветер – объятья самца.

Солнце стыдливо за тучами
Прячет смущённый свой взгляд.
Ветра пороки – зыбучие,
Осень свели в зимний ад!