«Толпа неистово хохотала». Жестокость и зверства Гражданской войны на Урале

@politshturm

Выписки из писем времен Гражданской войны, сделанные исследователями военной цензуры И. Давидян и В. Козловым. (Давидян И., Козлов В. Частные письма эпохи гражданской войны, По материалам военной цензуры // Неизвестная Россия).

«Надо во что бы то ни стало победить белогвардейцев, потому как они жестоки. Надо освободить население от ига их, они мирное население очень мучают, а за сочувствие к Советской власти сразу расстреливают, даже женщин и детей, были слухи, что детей били об угол головой. Коммунистов расстреливают и вешают на видном месте с надписью «коммунист» (12-я рота 1-го советского стрелкового полка, 22 июня 1919 г.).

«От зверств белых надо избавиться. По поступающим сведениям от пленных, зверство белых ужасно всему населению, а в особенности молодым девушкам. Коммунистов расстреливают» (12-я рота 1-го советского стрелкового полка, 24 июня 1919 г.).

«Белые творят зверства, местных крестьян гоняют в окопы, раздевают пленных, коммунистов вешают на первом попавшемся сучке» (35-й стрелковый полк, 16 августа 1919 г.)

«В нашем полку 200 перебежчиков от Колчака, они рассказывают, что их за вопросы, за что они идут воевать, больше половины расстреляли, и офицеры за каждую провинность бьют плетями» (1-я рота 444-го Вологодского полка, 1 августа 1919 г.).

«Вот теперь я окончательно узнал, что творят белые; это действительно мародеры и злодеи трудового народа» (Команда связи 11-го полка, 24 июня 1919 г.).

«Все население поголовно бежало с белыми, побросали дома, скот, имущество и бежали куда глаза глядят. Белогвардейцы запугивали население, что красные режут всех и все, но вышло наоборот: они за 2-месячное пребывание выкололи в Воткинске 2000 женщин и детей, даже женщин закапывали за то, что они жены красноармейцев. Разве они не изверги-душегубы. А большинство казанского населения желают испытать такого же счастья. Так вот как красиво поступают цивилизованные круги. Теперь жители возвращаются с другими убеждениями и уважением к советской власти, потому что она гуманна даже со своими врагами» (Вятская губерния, Воткинск, 25 июля 1919 г.).

«Я теперь нагляделся, что делают белые в Вятской губернии, в 30 домах оставили одну лошадь, а то все забирали. Рабочих расстреливали, а трупы жгли на костре. Крестьяне там платят большие налоги, с бедняков берут 1000 руб. Белые закололи более 300 человек., не считаясь с женщинами и детьми, у кого служит сын, все семейство вырезают. Где были схоронены красные, то вырывали, обливали керосином и жгли» (Вятская губерния, Ижевка, 14 июля 1919 г.).

«В плену Деникин творит страшные зверства. В деникинском войске началась страшная паника, потому что в деревнях начинают организовываться крестьянские партизанские войска. В Караче расстреляно много красноармейцев и служащих» (Курская губерния, Курск, 28 июля 1919 г.).

«Белогвардейцы очень обижают население, особенно матерей красноармейцев хлестали розгами, а жен и детей рабочих нагрузили две баржи, отправили вглубь и сожгли, когда стали отступать. Жители были очень рады, что пришли их спасители красные» (Нижний Новгород, 2 июля 1919 г.).

«Негодяи бросили у ворот бомбу, и в результате зверства оказалось 8 человек убитых, и это дело культурных людей -
освободителей, в конце концов, они вызовут массовый террор с нашей стороны, и все заложники с их стороны будут в крайнем случае уничтожены за их зверства» (Петроградская губерния, Ораниенбаум, 4 июля 1919 г.).

«Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит - ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести без одной копейки оплаты, если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек, Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза» , (Самарская губерния, Новоузенский уезд, 20 июля 1919 г.).

«Легионеры с народом обращаются плохо, требуют всего, чего им только захочется... Грабят и плеткой стегают по всем правилам и угрожают пожаром и всеми карами... забирают все... Когда легионеры приезжают в село, то все прячутся, а молодежь убегает, они догоняют и стреляют... Из дома кого вытащат, тоже уложат, не смотрят, старый или малый, все равно» (Минская губерния, Слуцк, 28 июня 1919 г.).

«Белогвардейские банды сделали наступление и заняли Жалыбек на несколько дней. Зажгли вокзал, мельницу, амбары, хлебные поезда, пакгауз, ограбили жителей догола, разграбили все учреждения, взяли с нашего исполкома полтора миллиона денег и удрали. Были жертвы» (Астраханская губерния, Астрахань, 9 августа 1919 г.).

«От нас недалеко стояли казаки и в Баланде расставили тысяч 18 солдат, почти насильно по избам. Крестьяне все ужасно недовольны их озорством, они забираются в сады, огороды и т. д.» (Саратовская губерния, Баланда, 10 июля 1919 г.).

«Казаки, как только занимают нашу местность, так самых лучших лошадей отбирают» (Воронеж, 26 июля 1919 г.).

«К нам приходили белые, многих по-зверски избили и расстреляли. Белые все разгромили и скотину всю увели. Белые мобилизовали до 35 лет. В Уче расстреляли 60 красноармейцев, попавших в плен; у пленных отнимают все что есть и отбирают деньги» (Вятская губерния, Вятская Поляна, 18 июля 1919 г.).

«Весной была у нас белая армия, и вот тогда приехали наши богачи. Начали делать обыски, арестовали, потом начали стегать плетью, так что которому попало штук по 200 ударов» (Вятская губерния, Ка-ракулуп, 18 июля 1919 г.).

«Белые у нас весь овес вывезли, не успели посеять, а также вывезли у нас вещи и одежду» (Вятская губерния, Люк, 13 августа 1919 г.).
«Встретили бежавших от казаков целыми селениями на волах и лошадях, ведя за собой целые табуны скота из Донской области» , (Саратовская губерния, Аткарский уезд, село Юнгеровка, 28 июля 1919 г.).

«Ты спрашиваешь про белых, и как они с нами обращались. У нас были одни чеченцы, очень бесчинствовали, лезли в сундуки, требовали денег, грозя кинжалом и говоря: «Секим башка» (Орловская губерния, Соломатино, 7 ноября 1919 г.).

«Белые у нас были 2 недели, очень никому не понравились, такие грубые сибирские хохлы, а начальство не допускает ни слова, бьют плетями и отбирают хлеб и скот без копейки. У нас до белых мужики говорили, что красные нас грабят; нет, вот сибирские приезжали, награбили у нас в уезде добра; взяли 3 красноармейцев, раздели донага и очень били и в Криченах их расстреляли...» (Казанская губерния, Кричены, 16 июня 1919 г.).

«Пришли белые банды, и мы очутились в плену у Колчака. Не дай Бог очутиться в руках этой сволочи, лучше взять в атаку и погибнуть на поле брани. Ужас, что пришлось видеть и слышать. Дня не проходило, чтобы кого-нибудь не пороли плетью. Меня спас мой листок об освобождении по болезни при Николае Кровавом; я служил ему, так у меня не было обыска» (Ижевск, 2 июля 1919 г.).

«В Сибири в настоящее время царский старый режим. Все буржуи, капиталисты, помещики, генералы и адмиралы сели опять на шею крестьян и рабочих. Крестьян душат податями, такие налоги наложили на крестьян, что невозможно никак уплатить. Хлеб дорогой, пуд ржаной муки 60 руб». (Вятская губерния, Проскица Александровская, 26 июля 1919 г.).

«При мне собразовалась учредиловка, которая
водила в контрразведку, сажала в тюрьмы и расстреливала рабочих. Колчак торговал в городах водкой, только на николаевские деньги, рубль полведра» (Уфа, 21 июля 1919 г.).

«Ну что наделали белые, это прямо волосы дыбом становятся. Сколько всего сожгли, сколько всего забрали, остались у людей поля не обсеяны. И как они поступали, это невыносимо» (Вятская губерния, Уржум, 27 августа 1919 г.).

«Колчак здесь находился 5 месяцев, отобрал все керенки, многих перестрелял, порол плетью бедняков, ограбил их, месть была страшная, много было невинных жертв» (Пермская губерния, Кунгур, 8 августа 1919 г.).

«Перебежчиков от Колчака полон город, и все говорят, что у него скверно. Отбирают лошадей, коров и угоняют табунами. Берут за землю громадные налоги, вся Сибирь недовольна» (Уфа, 28 июля 1919 г.).

«Опишу тебе про зверства белых. Они обижали крестьян, выменивали деньги на сибирские знаки, которые выпустили на 1 год. ...Отобрали лошадей, телеги и все, что нужно для них, бездельников. Секли нагайками за каждый проступок, расстреляли очень много, сажали в тюрьмы» (Пермская губерния, Мотовилиха, 19 июля 1919 г.).

«Белые у крестьян отняли все керенки, деньги эти в ход не идут, массу крестьян расстреляли. Все идут добровольно в Красную Армию. В Сибири рабочие и крестьяне против Колчака. Он вывез весь хлеб и не дал засеять поля. Крестьяне добровольно везут хлеб на ссыпные пункты для Петрограда» (Уфимская губерния, Бирск, 22 июля 1919 г.).

«Мы дожидались Колчака, как Христова дня, а дождались, как самого хищного зверя. У нас здесь пороли всех сряду, правого и виноватого. Если не застегивают, то расстреляют или прикалывают штыком. Не дай Бог этого лютого Колчака. Прославилась Красная Армия, что не допустила до нас этого тирана» (Пермская губерния, Нижнетуранский Завод, 15 ноября 1919 г.).

«По дороге наслушался от очевидцев о зверствах белых, вернее казаков, так один рассказывал, что из их полка 38 человек решили перейти на сторону белых, им это удалось, потом скоро казаков прогнали и нашли этих людей зарезанных и исколотых штыками. Война здесь беспощадная. Многие деревни восстают поголовно против казаков за их зверства, настолько они возмутительны» (Тамбовская губерния, станция Грязи, 15 августа 1919 г.).

«У нас занял Деникин Камышин. Приезжают из отпуска, говорят, жизнь некрасива. Татары, черкесы, корейцы, вся эта банда здорово обижает крестьян. Все расстраивает» (Астраханская губерния, Плесецкое, 17 августа 1919 г.).

«Как белые наступали, скот весь перерезали и никому слова нельзя сказать, сапоги хорошие с ног снимали и одежду всю отбирали, а красные нас так не обижали, скот не резали, что надо все покупали» (Волынская губерния, Дедовыни, 15 августа 1919 г.).

«Белые нас очень обидели, все отобрали, что только было: корову, телегу и деньги до копейки. Деньги не отдавала, как стали бить, я и отдала все. Сапоги тоже утащили и все твои рубахи, брюки, пиджак и фуражку» (Вятская губерния, Залазинский Завод, 13 августа 1919 г.).

«Деникинские банды страшно зверствуют над оставшимися в тылу жителями, а в особенности над рабочими и крестьянами. Сначала избивают шомполами или отрезают части тела у человека, как-то: ухо, нос, выкалывают глаза или же на спине или груди вырезывают крест» (Курск, 14 августа 1919 г.).

«Какие ужасы творили белые, когда заняли Ямбург. Массу перевешали. Где был памятник Карлу Марксу, была устроена виселица. С коммунистами не стали разговаривать, за пустяки вешали» (Петроград, 26 августа 1919 г.).

«Белые не очень важно вели себя. Утром идешь, видишь висят от 3-4 человек, и так каждое утро. На Сенном рынке была виселица, там стали вешать» (Псков, 28 августа 1919 г.).

«Никогда не представляла, чтобы армия Деникина занималась грабежами. Грабили не только солдаты, но и офицеры. Если бы я могла себе представить, как ведут себя белые победители, то несомненно спрятала бы белье и одежду, а то ничего не осталось» (Орел, 17 ноября 1919 г.).

«У нас была белая армия. Хороши были плети и крепки, много людей
хлестали плетями, многих и перестреляли» (Пермская губерния, Надеждинский Завод, 26 ноября 1919 г.).

«Побывала в стане белых. В Вильно обилие всего, все дешево. Магазины, как и раньше, до войны. Но все это не прельщает. Не могла перенести польского режима, слишком уж поляки стали притеснять православное население и давать привилегии полякам. Безработных масса, и хотя все дешево, но покупать нечего, не имея заработка. Ходят только николаевские деньги. Как ни соблазнительны были белые булки, но почему-то решила уехать в Валдай и есть сколько бы ни дали черного хлеба» (Витебская губерния, Полоцк, 3 сентября 1919 г.).

«Все было у белых, но под нагайкой. Будь она проклята эта белая армия. Теперь мы дождались своих товарищей и живем все-таки на свободе» (Вятская губерния, Верещагино, 8 августа 1919 г.).

Кратковременное хозяйничанье на форту Красная Горка неклюдовских бандитов - наемников иностранных генеральных штабов - полностью показало их звериный облик, их лютую ненависть к трудящимся социалистической родины. Много фактов свидетельствовало о пытках, которые применялись неклюдовскими палачами к арестованным коммунистам. Прежде чем расстрелять, каждого коммуниста пытали, издевались над ним. Трупы расстрелянных товарищей были настолько обезображены (выколоты глаза, отрезаны уши, исколоты и изрублены лица и тело и т, д.), что их нельзя было распознать. Подвергавшиеся пыткам и жестокой казни коммунисты и беспартийные товарищи умирали как подлинные герои - преданные сыны своей социалистической родины. 13 июня 1919 г. по распоряжению Неклюдова было расстреляно 12 комиссаров и ответственных работников, в том числе т. Мартынов, председатель Кронштадтского Совета.

Тов. Мартынов, приведенный на место казни вместе со своими товарищами, поставленный под дуло ружей, запел «Интернационал».

В предсмертной агонии он крикнул: «Да здравствует коммунизм!»

Его товарищи умерли так же геройски.

Тов. Мартынов - потомственный почетный рабочий Кронштадтского морского завода, прошел суровую школу царского флота. Он - участник революционного движения в 1905 г. Отбыл пятимесячное заключение в военно-морской тюрьме. С октября 1917 г. т. Мартынов - член Кронштадтского Совета и с шестого созыва Совета он являлся бессменным председателем его до своей героической смерти. Славное имя героя Мартынова присвоено Кронштадтскому морскому заводу и кораблю Военно-Морского флота СССР. Тов. Мартынов приехал в район Красной Горки с коммунистическим отрядом, чтобы распропагандировать обманутых бойцов 1-го Кронштадтского стрелкового полка и не допустить их позорного перехода на сторону белых. Белые бандиты зверски расправились с Мартыновым и его товарищами.

Один из арестованных рассказывал, что он с двадцатью одним, товарищем были приведены с Красной Горки в село Коваши:

«Здесь мы были помещены в риге, где нас разули и раздели. Затем нас повели в деревню.

Начали по одному выводить и строить в шеренгу по дороге, причем я был выведен третьим. Против каждого выведенного ставился стрелок.

После окончания построения начальник из финнов, командовавший этим подлым убийством, отъехал на правый фланг и скомандовал: «пли!» Раздался залп. Я почувствовал удар по руке и бросился бежать. Летел как ветер. Слышу - сзади раздаются выстрелы и пули жужжат вокруг меня. Бешеная погоня за мной продолжалась около часу... Очнулся я около Лубенского озера, не веря своим глазам, что я жив.

Было очень холодно, ведь я был в одной рубашке и в кальсонах»{35}.

Другой арестованный тогда моряк в своих воспоминаниях писал, что «в 6 часов утра пришел караульный начальник и крикнул: «Выходи! Весь форт будет взорван». Все знали, что под нашим казематом погреб 12-дюймовых снарядов. Бросились к дверям. Я остался стоять на подоконнике. Высунул голову и увидел, что трое конвойных выводили коммунаров.

Обстрел продолжался. Около каземата разорвался снаряд. Я заметил суматоху и вылез из окна. Упал около стенки на мешки с песком, приподнялся и, ничего не чувствуя, полез вверх направо по дерну. Выбравшись, я ползком прополз по траверзу башни и стал спускаться вниз к проволочным заграждениям. Оглянувшись, я увидел, что за мной ползет несколько человек. Вдруг я услышал треск пулемета... Наконец, за проводочными заграждениями. Впереди болото и лес. Я бросился бежать и, пробежав с полчаса, остановился. Сзади меня никого не было... Тело болит. Руки в крови. Вместо брюк и гимнастерки висят клочья. Страшная жажда, но восторга не описать - я на свободе»{36}.

С Красной Горки бежало около 50 арестованных коммунистов, большинство же было зверски расстреляно белыми, в том числе 14 славных чекистов, красная медицинская сестра Таскаева и другие.

Один из моряков, удачно бежавший из-под расстрела бандитов-неклюдовцев, рассказывал:

«Следовать по сухопутью было нельзя. Пришлось взять первую попавшуюся на берегу шлюпку и держать курс на Кронштадт... 15-го на море вечером поднялся большой шторм. Тогда я решил отплыть на середину залива и привязаться к вехе, чтобы не попасть на другую сторону к белым (к форту Ино). Я был без сознания, когда проходившее мимо в дозор наше сторожевое судна приняло меня на борт»{37}.

Изменник Неклюдов и его сообщники рассчитывали на помощь английского флота. Они ожидали прибытия к Красной Горке 23 английских кораблей. Вместо кораблей адмирал английской эскадры прислал 16 июня 1919 г. в 18 ч. 55 м. радиограмму следующего содержания: «Всем. Настоящим сообщаю, что жизни команд всех выходящих из Кронштадта судов, которые добровольно сдадутся моим силам, будут гарантированы. Все переходящие суда должны выкинуть белый флаг. Орудия должны быть направлены к носу и корме и закреплены по-походному. Скорость 10 узлов. Адмирал, командующий морскими силами»{38}.

Личный состав Балтики, в ответ на адмиральскую радиограмму, на всех судах флота вынес резолюцию, в которой моряки клялись уничтожить всех интервентов и белогвардейцев.

ПЫТКИ

В воспоминаниях сообщается о фактах применения в Белой армии пыток:

К нам иногда заходил член военно-полевого суда, офицер-петербуржец… Этот даже с известной гордостью повествовал о своих подвигах: когда выносили у него в суде смертный приговор, потирал от удовольствия свои выхоленные руки. Раз, когда приговорил к петле женщину, он прибежал ко мне, пьяный от радости.
- Наследство получили?
- Какое там! Первую. Вы понимаете, первую сегодня!.. Ночью вешать в тюрьме будут…
Помню его рассказ об интеллегенте-зеленом. Среди них попадались доктора, учителя, инженеры…
- Застукали его на слове "товарищ". Это он, милашка, мне говорит, когда пришли к нему с обыском. Товарищ, говорит, вам что тут надо? Добились, что он - организатор ихних шаек. Самый опасный тип. Правда, чтобы получить сознание, пришлось его слегка пожарить на вольном духу, как выражался когда-то мой повар. Сначала молчал: только скулы ворочаются; ну, потом, само собой сознался, когда пятки у него подрумянились на мангале... Удивительный аппарат этот самый мангал! Распорядились с ним после этого по историческому образцу, по системе английских кавалеров. Посреди станицы врыли столб; привязали его повыше; обвили вокруг черепа веревку, сквозь веревку просунули кол и - кругообразное вращение! Долго пришлось крутить. Сначала он не понимал, что с ним делают; но скоро догадался и вырваться пробовал. Не тут-то было. А толпа, - я приказал всю станицу согнать, для назидания, - смотрит и не понимает, то же самое. Однако и эти раскусили было - в бега, их в нагайки, остановили. Под конец солдаты отказались крутить; господа офицеры взялись. И вдруг слышим: кряк! - черепная коробка хряснула, и повис он, как тряпка. Зрелище поучительное

Само убийство представляет картину настолько дикую и страшную, что трудно о ней говорить даже людям, видавшим немало ужасов и в прошлом, и в настоящем. Несчастных раздели, оставили лишь в одном белье: убийцам, очевидно, понадобились их одежды. Били всеми родами оружия, за исключением артиллерии: били прикладами, кололи штыками, рубили шашками, стреляли в них из винтовок и револьверов . При казни присутствовали не только исполнители, но также и зрители. На глазах этой публики Н.Фомину нанесли 13 ран, из которых лишь 2 огнестрельные. Ему, еще живому, шашками пытались отрубить руки, но шашки, по-видимому, были тупые, получились глубокие раны на плечах и под мышками. Мне трудно, тяжело теперь описывать, как мучили, издевались, пытали наших товарищей.

Министр правительства Колчака барон Будберг в своём дневнике писал:

Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями (“чтобы не убежали”); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых (“чтобы мягче было лежать”).

На Урале и в Сибири шли массовые аресты. В конце 1918 г. в сибирских концлагерях находилось 914 тысяч заключенных, 75 тысяч - в тюрьмах. Были еще тюрьмы и концлагерия других белых правительств. Для сравнения: в Советской России в это время было чуть более 42 тысяч заключенных, из них 2 тысячи - в концлагерях.

Колчаковцы начали грабеж сибирских крестьян, сопротивление жестоко подавляли. Как вели себя белые каратели? «Развесив на воротах Кустаная несколько сот человек, постреляв немного, мы перекинулись в деревню , -повествовал штаб-ротмистр драгунского эскадрона из корпуса Каппеля Фролов, - ...деревни Жаровка и Каргалинск были разделаны под орех, где за сочувствие большевизму пришлось расстрелять всех мужиков от 18 до 55 лет, после чего пустить «петуха» . Далее ротмистр сообщал о расстреле двух-трех десятков мужиков в селе Боровом, в котором крестьяне встретили карателей хлебом-солью, и сожжении части этого села... Колчаковцы своими зверствами так настроили против себя сибирское крестьянство, что здесь возникло мощное партизанское движение. 150 тысяч партизан помогли Красной Армии изгнать колчаковцев и интервентов из Сибири. Так же жестоко вели себя другие белогвардейские правительства. Террор против сторонников красных и Советов применяли интервенты, кулаки, зеленые, националисты.

Вот неплохая иллюстрация политики японских оккупантов по отношению к населению оккупированных территорий. Коллективная ответственность и массовые убийства без суда и следствия были просто нормальным ходом боевых действий для японской армии.

II. Отношение японцев к русскому населению в Амурской области

При рассмотрении этого вопроса получается весьма мрачная картина - населению приходится переносить много неприятностей и даже насилий со стороны японцев, созданных условиями текущего момента борьбы с большевиками.

Даже офицерство не гарантировано от оскорблений со стороны японских войск. На моих глазах на ст. Благовещенск комендант станции, уже пожилой подполковник, раненный в ногу на войне, был бесцеремонно толкаем японскими солдатами, которые чуть его не били, чтобы остановить при проходе его на вокзал. А между тем комендант имел белую повязку с надписью на яп[онском] языке, указывающую на его должность. Вообще японцы с русскими офицерами мало церемонятся, так же как и со всем населением. При проезде в г. Алексеевск из Благовещенска 3-4 японских штабных офицера занимали громадный вагон международного о[бщест]ва. Но тут же рядом более 20 русских офицеров Амурского пех[отного] полка должны были мучаться и не спать, скученные в одной теплушке. Военная форма не спасает от оскорблений и даже иногда побоев. Так, какого-то военного чиновника нещадно избили японские солдаты в поезде за то, что он осмелился им возражать.

Японцы с пассажирами, приехавшими на ст. Благовещенск, обращались как со скотом, грубо загоняя их на вокзал, то обратно в вагоны.

Крестьяне страшно страдают при теперешнем положении в области. С одной стороны, большевики делают у них реквизиции и поборы, когда же приходят японцы, то тоже сжигают деревни и имущество крестьян, при этом страдают даже женщины и дети.

В отношении японцев приходится держаться чрезвычайно осторожно: малейшая шутка или неосторожное слово грозят серьезными последствиями. Примеров тому масса. В одной из теплушек ехала компания русских, человека четыре, и громко обсуждала грубое поведение японцев, с ними случайно находилась одна японка, [про] которую считали, что она не знает русского языка; на следующей станции эти четыре человека были расстреляны по доносу японки. В отношении женщин они так же грубы как с мужчинами, употребляя ругань, а также приставая к ним с похабными словами. Шутки японцев весьма мрачного характера: например, в нашем вагоне ехал один зауряд-прапорщик, который начал примерно прицеливаться, все женщины моментально убежали из вагона. Подобные шутки иногда кончаются весьма печально, но все проходит безнаказанно. В отношении расстрелов японцы тоже не церемонятся. В Благовещенске около станции был расстрелян один русский военнопленный, затем - бывший милиционер за то, что вышли ночью с вокзала (японцы не позволяют пассажирам уходить с вокзала ранее шести час[ов] утра).

Японская жандармерия и охранные войска, благодаря незнанию русского языка, часто руководствуются только внешними признаками при определении лиц, причастных к большевизму. Так, один японский фельдфебель на ст. Завитая был очень ценим своим начальством за способность только по одному выражению лица находить большевиков. Ему было достаточно пройти два раза по поезду или перрону станции, чтобы определить большевиков и арестовать их. Подобных случаев было повсюду немало.

Таково отношение японцев здесь, в Амурской области, где они уже представляются населению в роли завоевателей, и даже наши офицерские и казачьи отряды не смеют иметь свой национальный флаг, а всегда носят японские значки и подчиняются японскому командованию, что должно быть очень обидно для нашего национального самолюбия. Фактически вся власть, как военная, так и гражданская, находится в руках японцев.

Не стоит оставлять в стороне и вопрос о карательных действиях собственно белых карательных отрядов, которым ничего приписано в принципе не было, кроме того, что было в реальности:

Отношение казаков к населению во время карательных экспедиций ужасно. Так, говорят казаки: "Если деревня, в которую мы приходим, встречает нас хлебом-солью, то мы все же для острастки всыпаем небольшую порцию шомполов (вместо розог казаки употребляют ружейный шомпол) крестьянам по нашему выбору. Если же деревня встречает казаков без знаков внешнего почтения, то порка производится почти чуть ли не поголовно".

Кроме казаков в Благовещенске существует так называемый Амурский пехотный полк, который под давлением японского командования превращен после ухода полковника Шемелина (Семеновский отряд), просто в батальон (вероятно, японцы не доверяли атаману Гамову).

Офицерский состав этого полка невозможен - вечное пьянство, кутежи, драки, стрельба. Городское население возбуждено против офицеров, которые даже дошли в своем поведении до того, что выпороли старшин общественного собрания. Начальник гарнизона г. Благовещенска слезно молит о замене и присылке кадровых офицеров для занятия ответственных должностей в этом полку. Офицерский вопрос здесь, действительно, требует самого серьезного отношения к себе.

В заключение нельзя не упомянуть о роли семеновских карательных отрядов, посылаемых из Читы в Амурскую область. Газета "Амурская жизнь" № 63 от 28 марта говорит: "Вместо живого слова в деревне начали применяться карательные отряды (начало положил полк[овник] Шемелин), которые начали выпускать живую кровь из первопопавшихся…" Кроме безобразных расстрелов и порок начались безобразия и насилия над женщинами и девушками, которые ни в чем не повинны. А уже этого достаточно, чтобы возмутилось все население. Это я говорю про чистые факты.

При мне на станции Бочкарево находился казачий отряд из Читы смешанного состава (офицеры и солдаты), человек около 20, который должен был проследовать в Благовещенск. Офицеры этого отряда заранее хвастались, что они займут все выгодные штабные вакансии в Благовещенске, сместив местных офицеров. Все офицеры указанного отряда уже побывали в Благовещенске вместе с полк[овником] Шемелиным и теперь снова туда возвращались, все повышенные на один чин атаманом Семеновым за заслуги, которые они проявили в Амурской области, участвуя в карательных экспедициях. После отражения большевиков на Бочкарево этот отряд отправился в соседнюю деревню, находящуюся в пяти верстах, и казаки начали там производить расстрелы и порки, попутно ограбивши несколько домов и изнасиловавши женщин (по указанному делу ведет расследование комендант ст. Бочкарево). Тот же самый отряд, попавши затем в Благовещенск, устроил в первую же ночь крупный дебош. Японцы хотели арестовать их, но они воспротивились, после чего даже японское командование хотело их расстрелять, но русские власти их спасли, выслав обратно всех в 24 часа из Благовещенска. За время короткого пути до г. Алексеевска они успели кое-кого тоже ограбить (все указанное сообщил комендант ст. Бочкарево).

Видим, что "белые каратели" на Дальнем Востоке тоже вполне участвовали в коллективном истреблении населения и изнасилованиях. Заметим, что самого белого офицера каратели, что японские, что атамановские, совершенно не радуют. Более того, он пишет вполне ясно:
Так, большевизм здесь внешне успокоен, но готов с новой страшной силой затопить область, если бы представилась к тому малейшая возможность. Отдельные вспышки и выступления против японцев как нельзя более характеризуют это настроение. В Благовещенске все предместья и слободки затаили ненависть против теперешнего положения вещей.

Чтобы "все предместья и слободки" затаили ненависть - оккупанты очень хорошо постарались.

Возникают вопросы: но если общий факт карательного истребления населения и сожжения деревень не оставляет вопросов, то возможно, конкретное изображение этого в "Волочаевских днях" чем-то грешит? Например, крестный ход и сожжение заживо в амбарах? А также то, что это были деревенские жители, склонные к поддержке большевиков? Тут несколько моментов, ни в одном из которых ничего "нереального" нет.

1) Крестный ход. Православие в России было широко распространено, в сельской местности - практически повсеместно. В некоторых деревнях крестный ход проходил раз в неделю. Допустимо ли изобразить нападение карателей в момент крестного хода - обычного для крестьян действия, застав жителей врасплох? Да, вполне, особенно учитывая, что реальное событие, с которого срисован кино-образ - уничтожение деревни Ивановка - было именно внезапным нападением японцев, карательная акция застала население деревни врасплох.

2) Сожжение заживо в амбарах и домах. В известных исторических источниках об этом говорится вполне четко.

3) Население деревни во многом состояло из зажиточных фермеров. Сумма ущерба от уничтоженного, оцененная правительством Дальневосточной Республики, говорит о многом.

В марте 1919 года командующий 12 бригадой японской оккупационной армии в Приамурье генерал-майор Сиро Ямада издал приказ об уничтожении всех тех сел и деревень, жители которых поддерживали связь с партизанами. Во исполнение этого приказа, как подтверждают японские историки, в марте 1919 года были подвергнуты “чистке” следующие села и деревни Приамурской области: Круглое, Разливка, Черновская, Красный яр, Павловка, Андреевка, Васильевка, Ивановка и Рождественская. [ 7 ]

А о том, что творили в этих деревнях и селах в ходе чистки японские оккупанты, можно судить по приведенным ниже сведениям о зверствах японских карателей в селе Ивановке. Село это, как сообщается в японских источниках, было неожиданно для его жителей окружено японскими карателями 22 марта 1919 года. Сначала японская артиллерия обрушила на село шквальный огонь, в результате чего в ряде домов начались пожары. Затем, на улицы, где метались с плачем и криками женщины и дети, ворвались японские солдаты. Сначала каратели выискивали мужчин и там же на улицах расстреливали их или закалывали штыками. А далее оставшиеся живыми были заперты в нескольких амбарах и сараях и сожжены заживо. Как показало проведенное впоследствии расследование, после этой резни было опознано и захоронено в могилах 216 жителей села, но кроме этого большое число обуглившихся в огне пожаров трупов так и осталось неопознанными. Сгорело дотла в общей сложности 130 домов. Ссылаясь на изданную под редакцией Генерального штаба Японии “Историю экспедиции в Сибири в 1917-1922 годах” японский исследователь Тэруюки Хара писал по тому же поводу следующее: “из всех случаев “полной ликвидации деревень” наиболее крупным по своим масштабам и наиболее жестоким стало сожжение деревни Ивановки. В официальной истории об этом сожжении пишется, что это было точное исполнение приказа командира бригады Ямады, звучавшего так: “приказываю предельно последовательно наказать эту деревню”. А о том, как это наказание выглядело в реальной действительности, говорилось в нарочито туманной форме: “Спустя некоторое время пожары возникли во всех концах деревни”. [ 8 ]

Зверские расправы с жителями Ивановки, как и других сел, должны были по замыслу японских интервентов посеять страх среди населения оккупированных ими районов Советской России и таким образом заставить русских людей прекратить всякое сопротивление непрошенным гостям из “Страны восходящего солнца”. В заявлении, опубликованном на следующий день в местной печати генерал-майором Ямадой без обиняков писалось о том, что всех “врагов Японии” из числа местного населения “постигнет та же участь, что и жителей Идановки”. [ 9 ]

Как характерный пример их [японцев]отношения, мы можем упомянуть факт, подтвержденный в официальном докладе японскому генеральному штабу, о сожжении, в марте 1919г., японскими солдатами деревни Ивановка, самого крупного и богатого поселения в Амурской области. В этом случае, за якобы поддержку большевиков 196 домохозяйств были полностью уничтожены, и 232 мирных жителя истреблены, среди них большое количество богатейших фермеров. Большое количество женщин и детей были убиты когда японцы сжигали дома, а их солдаты расстреливали жителей, пытавшихся выбежать из горящих зданий

Восемьдесят шесть домов и более 200 других зданий были сожжены, а также крупные объемы зерна, сельхозинвентаря и другой собственности, в сумме стоящей сотни тысяч долларов; уничтоженная техника одна лишь оценивается более чем в $100,000.

Это событие привело к волнениям крестьянского населения во всей области и глубоко отложилось в памяти людей. (перевод мой)

"Кто сеет ветер - пожнёт бурю. И буря эта может пройтись по вашей, японской земле" (c)

Неужели ответных действий против японцев со стороны большевиков не последовало? Да нет, почему же. Даже википедрия достаточно полно их описывает.

Николаевский инцидент (яп. 尼港事件) - вооружённое столкновение между красными партизанами, белогвардейцами и частями японской армии, произошедшее в 1920 году в Николаевске-на-Амуре, в ходе которого погибло несколько сот человек гражданского населения.

В сентябре 1918 года Николаевск был оккупирован японскими войсками в ходе интервенции Антанты на Дальнем Востоке. В начале 1920 в городе, кроме русского населения и белых отрядов (ок. 300 человек), был размещён гарнизон численностью 350 человек из состава 14-й пехотной дивизии японской императорской армии под командованием майора Исикавы и проживало около 450 человек японского гражданского населения. В январе 1920 город осадил крупный красный партизанский отряд численностью 4 тысячи человек под командованием анархиста Якова Тряпицына. 24 февраля японцы заключили с партизанами перемирие, по которому партизаны могли войти в город. Некоторое время после входа партизан в город перемирие сохранялось, но Тряпицын начал вылавливать и расстреливать белых. 12 марта японцы неожиданно напали на партизан. Бои продолжались несколько дней и закончились победой партизан. К вечеру 14 марта главные силы японцев были разгромлены, а 15 марта в 12 часов капитулировала их последняя группа. Большая часть японцев погибла в бою, взяты в плен около 100 человек.

Когда в конце мая стало известно, что из Хабаровска в Николаевск отправлены японские войска, Тряпицын велел отступить и расстрелял оставшихся в городе японцев и белогвардейцев, а город поджёг.

Вслед за отступающей армией Тряпицын выехал со своей любовницей, 22-летней эсеркой Ниной Лебедевой (она же − начальник штаба Красной Армии в Николаевске-на-Амуре). У таёжного поселка Керби по постановлению областного исполкома Тряпицын был арестован и предан суду. За массовые расстрелы гражданского населения приговорён к высшей мере. Вместе с ним была расстреляна и Нина Лебедева.

Штаб Красной Армии передислоцировал на Сахалин лыжный отряд Фомина-Востокова, ранее сыгравший ключевую роль в окружении Николаевска. На Сахалине также была провозглашена власть Советов. Японское правительство использовало Николаевский инцидент для обоснования дальнейшей оккупации Сахалина, оправдывая её необходимостью защитить живущих на Сахалине японцев от того, что произошло в Николаевске. Сахалин был занят японцами 22 апреля 1920. Вопрос об отводе японских войск из северной части Сахалина был разрешён в результате переговоров, начавшихся в 1924 и завершившихся подписанием советско-японской конвенции 1925.

Показательно отношение советского правительства к "подвигам" Тряпицына и его расстрел за убийство гражданских. Ни Маэда, ни Ямада, ни Семенов ответственности перед своими вышестоящими не понесли никакой.

Какие можно выводы сделать?

Первое, образ японцев как врага в фильме "Волочаевские дни" относительно достоверен, во всяком случае для художественного произведения.

Второе: убийство японских солдат как причина истребления деревень и их жителей японцами легитимность этим действиям не добавляет. В ответ на убийство солдат противника не допускается начать массовое истребление гражданского населения. Японские солдаты сами приняли решение об участии в оккупации. Они являлись легитимными военными целями.

Третье: партизанское возмездие было не менее жестоким. Убийство японских военнопленных и гражданских, разумеется, не является легитимным актом. Реакция советского правительства на такие действия одного из партизанских командиров (Тряпицина) была жесткой и быстрой, но это не означает, что советское правительство всегда эффективно пресекало такие действия и наказывало военных преступников. Советую помнить об этом.

Тут речь не о безгрешности или "грешности" той или иной стороны, а о том, что политика японских оккупантов вполне могла быть источником образа очень жестокого врага и карателя, которым они и являлись в реальности.

Проф. Казанского университета А.Литвин. Красный и белый террор 1918-1922. М., Эксмо, 2004. -

Генерал В.С. Денисов : "Лиц, уличенных в сотрудничестве с большевиками, надо было без всякого милосердия истреблять. Временно надо было исповедовать правило: "Лучше наказать десять невиновных, нежели оправдать одного виновного" (с.180).

Генерал Кутепов прямо говорил, что "нечего заводить судебную канитель, расстрелять и... все" (с.189).

Штаб-ротмистр Фролов : "За сочувствие большевизму пришлось расстрелять всех мужиков от 18-ти до 55-летнего возраста, после чего пустить "петуха". Убедившись, что от Каргалинска осталось пепелище, мы пошли в церковь" (с.168).

Американский генерал Грэвс : "В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами" (с.174).

Американцы и свидетельствуют:

Американский генерал Грэвс : "В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали . Я не ошибусь, если скажу, что в Восточной Сибири на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами "

Американские офицеры разведки М.Сейерс и А.Каннв своей книге «Тайная война против Советской России» писали: «Тюрьмы и концентрационные лагеря были набиты до отказа. Сотни русских, осмелившихся не подчиниться новому диктатору, висели на деревьях и телеграфных столбах вдоль Сибирской железной дороги. Многие покоились в общих могилах, которые им приказывали копать перед тем, как колчаковские палачи уничтожали их пулеметным огнем. Убийства и грабежи стали повседневным явлением».

Упоминавшийсягенерал У.Гревс предсказывал: «Жестокости были такого рода, что они, несомненно, будут вспоминаться и пересказываться среди русского народа и через 50 лет после их совершения». (У.Гревс. «Американская авантюра в Сибири. (1918–1920 гг.)». Москва, 1932, стр. 238).

События 1918-1919 годов на территории Урала были отмечены небывалым доселе уровнем террора и жестокости с обеих сторон, в том числе в отношении мирного населения.

Кто первый начал?

Официально красный террор большевики объявили в декрете 5 сентября 1918 года, сделав его, как сейчас бы сказали, своей государственной программой. Но нет никаких сомнений, что её «реализация» на Урале началась гораздо раньше. Самыми заметными её явлениями стали убийства царской семьи в Екатеринбурге и великих князей Романовых в Алапаевске. Но это была лишь вершина айсберга.

Аресты и расстрелы начались в столице Урала ещё весной 1918 года. Под стражу брали «буржуев», интеллигентов, обывателей и даже пролетариев, заподозренных в контрреволюционных настроениях (есть свидетельства о 70 визовских рабочих, расстрелянных большевиками). Днём им разрешали прогуливаться по двору тюрьмы и получать обеды из дома. Но ночью тюремный комиссар вызывал кого-то - иногда поодиночке, иногда группами, и людей ставили к стенке. Известно также, что добиться поблажек и даже избежать смерти можно было, договорившись с руководством тюрьмы, - естественно, за деньги.

Памятник комиссару Ивану Малышеву на нынешнем месте храма «Большой Златоуст». Фото: / Автор фото: Дмитрий Сухоросов Первый массовый расстрел в Екатеринбурге произошёл после казни под Златоустом комиссара Ивана Малышева, когда большевики уничтожили почти 20 заключённых. Их вывели из камер, посадили в грузовые автомобили и под усиленным конвоем повезли по Тюменскому шоссе. За дачами купца Агафурова машины остановились, арестантов выстроили в шеренгу и застрелили. Никто не знал причины расстрела, суда не было, им даже не зачитали приговор. Из двадцати жертв смог бежать лишь некто Чистосердов, который и рассказал подробности бойни.

Известно также, что 11 заключённых из Екатеринбурга (офицеров, жандармов и священнослужителей) было убито по приказу Павла Хохрякова в процессе «Карательной экспедиции Тобольского направления». Они были взяты в качестве заложников, среди них - известный религиозный деятель епископ Гермоген.

Визовских рабочих расстреляли большевики.

Ставка на штык

25 июля 1918 года чехословацкие легионеры во главе с полковником Сергеем Войцеховским взяли Екатеринбург, а в середине ноября сюда пожаловал адмирал Колчак. От красных были освобождены и другие города Урала. При этом красный террор сменился белым.

Историк Илья Ратьковский, опираясь на разные источники, приводит следующие цифры: в Екатеринбургской губернии, по неполным данным, собранным чекистами, в 1918-1919 годах белыми властями было расстреляно или замучено как минимум 25 тысяч человек. Особым репрессиям подвергались Екатеринбургский и Верхотурский уезды. При новой власти было перепорото около 10% двухмиллионного населения региона. Экзекуциям подвергали в том числе женщин и детей. «Безусловно, данные цифры надо воспринимать критически, но сам факт массовых репрессий имел место», - делает вывод Ратьковский.

Чешские военноначальники Гайда и Войцеховский принимают парад чешских войск на Торговой площади в Екатеринбурге, начало 1919 г. Фото: Госархив РФ Причём со временем жестокость участников Гражданской войны по отношению друг другу лишь усиливалась. Очевидца тех событий, автора мемуаров «Екатеринбург - Владивосток (1917-1922)», бывшего депутата и банкира Владимира Аничкова «заподозрить» в сочувствии большевикам достаточно сложно. Однако он признаёт, что неоправданное насилие было и со стороны красных, и со стороны чехословацких легионеров, и со стороны пришедших чуть позже солдат и офицеров армии Колчака.

Вот что происходило после того, как осенью 1918 года был захвачен Алапаевск. В то время там работал известный профессор металлургии Владимир Грум-Гржимайло.

«Это было как раз на другой день после того, как белые войска заняли лесообделочный завод, где я служил у большевиков, - вспоминал профессор. - Я шёл по заводу и увидел толпу людей, стоявших у ворот. Подошёл ближе и заглянул на двор. На дворе, несмотря на мороз в двадцать пять градусов, была выстроена в одном белье и без сапог шеренга людей. Они были синие от холода и еле перебирали отмороженными за ночь ногами. В таком виде они провели всю ночь в холодном сарае, и теперь над ними шла казнь».

Особым репрессиям подвергались Екатеринбургский и Верхотурский уезды. Фото: Госархив РФ Расправа, по словам профессора, заключалась в следующем: «Какой-то солдатик из белой армии прокалывал животы арестантов штыком. Один из толстых солдат схватил руками штык, воткнутый в живот, и неистово завизжал от боли, приседая на корточках. Другие лежали на снегу в крови и переживали предсмертные судороги, иные уже заснули вечным сном… Но всего непонятнее и ужаснее было то, что толпа отнюдь не падала в обморок от ужаса, а неистово хохотала, глядя на «смешные» ужимки и прыжки прокалываемых людей…».

Последнее «замечание» Грум-Гржимайло свидетельствует не только об ужасе происходящего, но и о реакции на него местного населения. Отметим также, что штык в этом кошмаре фигурирует не случайно. В одном из приказов адмирала Колчака говорилось: «Гражданская война по необходимости должна быть беспощадной. Командирам я приказываю расстреливать всех захваченных коммунистов. Сейчас мы делаем ставку на штык».

Белые продержались в Екатеринбурге менее года. В июле 1919-го «железная дивизия» начдива Владимира Азина выбила их из города. При этом, опасаясь новой волны красного террора, с Колчаком ушли все, кто мог уйти. Но это уже совсем другая история.

За что убили Соню?

А вот как описывает Аничков «художества» красных. Речь идёт о казни бывшего прокурора суда, заводского конторщика Мотовилихинского завода Александра Гилькова. «Сквер оцепили солдаты и всех, кто там находился, повели в какое-то казённое здание, кажется, гимназию, - рассказывает очевидец. - Там их ввели в примитивно устроенное ретирадное место (туалет - Ред. ), с большими дырами в общей доске, приказали раздеться и броситься в выгребную яму. Поднялся невообразимый вопль. Люди, стоя на коленях, умоляли расстрелять их тут же, лишь бы избегнуть этой мучительной смерти, но палачи были неумолимы. Подкалывая штыками, они заставили их броситься в переполненную отбросами яму».

Адмирал Колчак прибыл в Екатеринбург. Из его приказа: «Гражданская война по необходимости должна быть беспощадной». Фото: Госархив РФ

Ряд экспертов утверждает, что белый террор носил достаточно «условный» характер. Якобы он был спонтанным, «точечным» и стал ответом на действия большевиков. «Если обратиться к списку лиц, казнённых белыми, то хорошо видно, кем были эти люди: комиссар партийной коммуны, член следственной комиссии, член совета, волостной комиссар, коммунист, красноармеец карательного отряда, доброволец частей Красной армии, - отмечает уральский историк Александр Кручинин . - Советские книги с картинками, где показано, как белые вешают и расстреливают рабочих и крестьян, умалчивают о том, что вешали их как коммунистов и комиссаров, а вовсе не как рабочих и крестьян».

Кручинин также считает, что «намного больше людей погибло от рук различных батек, атаманов и повстанцев, которые практически не подчинялись белым властям».

Однако так ли это? Например, не очень понятно, за что в 1919 году была убита в Екатеринбурге гимназистка Соня Морозова, именем которой в столице Урала названа улица. В школе она попала под влияние учителя, которого уволили за «вольнодумство», вместе с подругами пришла к директору и попыталась заступиться за педагога. В конце концов Соню тоже выгнали из школы и намертво приклеили к ней ярлык - «большевичка».

Старший научный сотрудник Музея истории Екатеринбурга Евгений Бурденков: «На самом деле террор был «обоюдным». Фото: Госархив РФ

После того как чехословаки выбили из Екатеринбурга красных, девушку арестовали. «Арестантка Морозова в ночь на 16 февраля при попытке бежать застрелена конвоем, - сообщили в администрации тюрьмы. - Тело убитой отправлено в катаверную (морг - Ред. ) городской больницы». Позднее, когда родителям всё-таки выдали труп, они увидели, что пуля была пущена в упор - в затылок, волосы были опалены.

«На самом деле террор был «обоюдным», - полагает старший научный сотрудник Музея истории Екатеринбурга Евгений Бурденков . - Например, после гибели в 1918 году под Златоустом комиссара Ивана Малышева красные в Екатеринбурге расстреляли 19 заложников. И есть история, вошедшая в художественную литературу, что, когда в город вошли белые, они в отместку убили 19 визовских рабочих, подозреваемых в связях с красными. Кровь лилась и с той, и с другой стороны».

«Опишу тебе про зверства белых...» В продолжение темы установки памятника белочехам... Выписки из писем времен Гражданской войны, сделанные исследователями военной цензуры И. Давидян и В. Козловым. (Давидян И., Козлов В. Частные письма эпохи гражданской войны, По материалам военной цензуры // Неизвестная Россия). «Надо во что бы то ни стало победить белогвардейцев, потому как они жестоки. Надо освободить население от ига их, они мирное население очень мучают, а за сочувствие к Советской власти сразу расстреливают, даже женщин и детей, были слухи, что детей били об угол головой. Коммунистов расстреливают и вешают на видном месте с надписью «коммунист» (12-я рота 1-го советского стрелкового полка, 22 июня 1919 г.). «От зверств белых надо избавиться. По поступающим сведениям от пленных, зверство белых ужасно всему населению, а в особенности молодым девушкам. Коммунистов расстреливают» (12-я рота 1-го советского стрелкового полка, 24 июня 1919 г.). «Белые творят зверства, местных крестьян гоняют в окопы, раздевают пленных, коммунистов вешают на первом попавшемся сучке» (35-й стрелковый полк, 16 августа 1919 г.) «В нашем полку 200 перебежчиков от Колчака, они рассказывают, что их за вопросы, за что они идут воевать, больше половины расстреляли, и офицеры за каждую провинность бьют плетями» (1-я рота 444-го Вологодского полка, 1 августа 1919 г.). «Вот теперь я окончательно узнал, что творят белые; это действительно мародеры и злодеи трудового народа» (Команда связи 11-го полка, 24 июня 1919 г.). «Все население поголовно бежало с белыми, побросали дома, скот, имущество и бежали куда глаза глядят. Белогвардейцы запугивали население, что красные режут всех и все, но вышло наоборот: они за 2-месячное пребывание выкололи в Воткинске 2000 женщин и детей, даже женщин закапывали за то, что они жены красноармейцев. Разве они не изверги-душегубы. А большинство казанского населения желают испытать такого же счастья. Так вот как красиво поступают цивилизованные круги. Теперь жители возвращаются с другими убеждениями и уважением к советской власти, потому что она гуманна даже со своими врагами» (Вятская губерния, Воткинск, 25 июля 1919 г.). «Я теперь нагляделся, что делают белые в Вятской губернии, в 30 домах оставили одну лошадь, а то все забирали. Рабочих расстреливали, а трупы жгли на костре. Крестьяне там платят большие налоги, с бедняков берут 1000 руб. Белые закололи более 300 человек., не считаясь с женщинами и детьми, у кого служит сын, все семейство вырезают. Где были схоронены красные, то вырывали, обливали керосином и жгли» (Вятская губерния, Ижевка, 14 июля 1919 г.). «В плену Деникин творит страшные зверства. В деникинском войске началась страшная паника, потому что в деревнях начинают организовываться крестьянские партизанские войска. В Караче расстреляно много красноармейцев и служащих» (Курская губерния, Курск, 28 июля 1919 г.). «Белогвардейцы очень обижают население, особенно матерей красноармейцев хлестали розгами, а жен и детей рабочих нагрузили две баржи, отправили вглубь и сожгли, когда стали отступать. Жители были очень рады, что пришли их спасители красные» (Нижний Новгород, 2 июля 1919 г.). «Негодяи бросили у ворот бомбу, и в результате зверства оказалось 8 человек убитых, и это дело культурных людей - освободителей, в конце концов, они вызовут массовый террор с нашей стороны, и все заложники с их стороны будут в крайнем случае уничтожены за их зверства» (Петроградская губерния, Ораниенбаум, 4 июля 1919 г.). «Все плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит - ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести без одной копейки оплаты, если не отнесешь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек, Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза» , (Самарская губерния, Новоузенский уезд, 20 июля 1919 г.). «Легионеры с народом обращаются плохо, требуют всего, чего им только захочется... Грабят и плеткой стегают по всем правилам и угрожают пожаром и всеми карами... забирают все... Когда легионеры приезжают в село, то все прячутся, а молодежь убегает, они догоняют и стреляют... Из дома кого вытащат, тоже уложат, не смотрят, старый или малый, все равно» (Минская губерния, Слуцк, 28 июня 1919 г.). «Белогвардейские банды сделали наступление и заняли Жалыбек на несколько дней. Зажгли вокзал, мельницу, амбары, хлебные поезда, пакгауз, ограбили жителей догола, разграбили все учреждения, взяли с нашего исполкома полтора миллиона денег и удрали. Были жертвы» (Астраханская губерния, Астрахань, 9 августа 1919 г.). «От нас недалеко стояли казаки и в Баланде расставили тысяч 18 солдат, почти насильно по избам. Крестьяне все ужасно недовольны их озорством, они забираются в сады, огороды и т. д.» (Саратовская губерния, Баланда, 10 июля 1919 г.). «Казаки, как только занимают нашу местность, так самых лучших лошадей отбирают» (Воронеж, 26 июля 1919 г.). «К нам приходили белые, многих по-зверски избили и расстреляли. Белые все разгромили и скотину всю увели. Белые мобилизовали до 35 лет. В Уче расстреляли 60 красноармейцев, попавших в плен; у пленных отнимают все что есть и отбирают деньги» (Вятская губерния, Вятская Поляна, 18 июля 1919 г.). «Весной была у нас белая армия, и вот тогда приехали наши богачи. Начали делать обыски, арестовали, потом начали стегать плетью, так что которому попало штук по 200 ударов» (Вятская губерния, Ка-ракулуп, 18 июля 1919 г.). «Белые у нас весь овес вывезли, не успели посеять, а также вывезли у нас вещи и одежду» (Вятская губерния, Люк, 13 августа 1919 г.). «Встретили бежавших от казаков целыми селениями на волах и лошадях, ведя за собой целые табуны скота из Донской области» , (Саратовская губерния, Аткарский уезд, село Юнгеровка, 28 июля 1919 г.). «Ты спрашиваешь про белых, и как они с нами обращались. У нас были одни чеченцы, очень бесчинствовали, лезли в сундуки, требовали денег, грозя кинжалом и говоря: «Секим башка» (Орловская губерния, Соломатино, 7 ноября 1919 г.). «Белые у нас были 2 недели, очень никому не понравились, такие грубые сибирские хохлы, а начальство не допускает ни слова, бьют плетями и отбирают хлеб и скот без копейки. У нас до белых мужики говорили, что красные нас грабят; нет, вот сибирские приезжали, награбили у нас в уезде добра; взяли 3 красноармейцев, раздели донага и очень били и в Криченах их расстреляли...» (Казанская губерния, Кричены, 16 июня 1919 г.). «Пришли белые банды, и мы очутились в плену у Колчака. Не дай Бог очутиться в руках этой сволочи, лучше взять в атаку и погибнуть на поле брани. Ужас, что пришлось видеть и слышать. Дня не проходило, чтобы кого-нибудь не пороли плетью. Меня спас мой листок об освобождении по болезни при Николае Кровавом; я служил ему, так у меня не было обыска» (Ижевск, 2 июля 1919 г.). «В Сибири в настоящее время царский старый режим. Все буржуи, капиталисты, помещики, генералы и адмиралы сели опять на шею крестьян и рабочих. Крестьян душат податями, такие налоги наложили на крестьян, что невозможно никак уплатить. Хлеб дорогой, пуд ржаной муки 60 руб». (Вятская губерния, Проскица Александровская, 26 июля 1919 г.). «При мне собразовалась учредиловка, которая водила в контрразведку, сажала в тюрьмы и расстреливала рабочих. Колчак торговал в городах водкой, только на николаевские деньги, рубль полведра» (Уфа, 21 июля 1919 г.). «Ну что наделали белые, это прямо волосы дыбом становятся. Сколько всего сожгли, сколько всего забрали, остались у людей поля не обсеяны. И как они поступали, это невыносимо» (Вятская губерния, Уржум, 27 августа 1919 г.). «Колчак здесь находился 5 месяцев, отобрал все керенки, многих перестрелял, порол плетью бедняков, ограбил их, месть была страшная, много было невинных жертв» (Пермская губерния, Кунгур, 8 августа 1919 г.). «Перебежчиков от Колчака полон город, и все говорят, что у него скверно. Отбирают лошадей, коров и угоняют табунами. Берут за землю громадные налоги, вся Сибирь недовольна» (Уфа, 28 июля 1919 г.). «Опишу тебе про зверства белых. Они обижали крестьян, выменивали деньги на сибирские знаки, которые выпустили на 1 год. ...Отобрали лошадей, телеги и все, что нужно для них, бездельников. Секли нагайками за каждый проступок, расстреляли очень много, сажали в тюрьмы» (Пермская губерния, Мотовилиха, 19 июля 1919 г.). «Белые у крестьян отняли все керенки, деньги эти в ход не идут, массу крестьян расстреляли. Все идут добровольно в Красную Армию. В Сибири рабочие и крестьяне против Колчака. Он вывез весь хлеб и не дал засеять поля. Крестьяне добровольно везут хлеб на ссыпные пункты для Петрограда» (Уфимская губерния, Бирск, 22 июля 1919 г.). «Мы дожидались Колчака, как Христова дня, а дождались, как самого хищного зверя. У нас здесь пороли всех сряду, правого и виноватого. Если не застегивают, то расстреляют или прикалывают штыком. Не дай Бог этого лютого Колчака. Прославилась Красная Армия, что не допустила до нас этого тирана» (Пермская губерния, Нижнетуранский Завод, 15 ноября 1919 г.). «По дороге наслушался от очевидцев о зверствах белых, вернее казаков, так один рассказывал, что из их полка 38 человек решили перейти на сторону белых, им это удалось, потом скоро казаков прогнали и нашли этих людей зарезанных и исколотых штыками. Война здесь беспощадная. Многие деревни восстают поголовно против казаков за их зверства, настолько они возмутительны» (Тамбовская губерния, станция Грязи, 15 августа 1919 г.). «У нас занял Деникин Камышин. Приезжают из отпуска, говорят, жизнь некрасива. Татары, черкесы, корейцы, вся эта банда здорово обижает крестьян. Все расстраивает» (Астраханская губерния, Плесецкое, 17 августа 1919 г.). «Как белые наступали, скот весь перерезали и никому слова нельзя сказать, сапоги хорошие с ног снимали и одежду всю отбирали, а красные нас так не обижали, скот не резали, что надо все покупали» (Волынская губерния, Дедовыни, 15 августа 1919 г.). «Белые нас очень обидели, все отобрали, что только было: корову, телегу и деньги до копейки. Деньги не отдавала, как стали бить, я и отдала все. Сапоги тоже утащили и все твои рубахи, брюки, пиджак и фуражку» (Вятская губерния, Залазинский Завод, 13 августа 1919 г.). «Деникинские банды страшно зверствуют над оставшимися в тылу жителями, а в особенности над рабочими и крестьянами. Сначала избивают шомполами или отрезают части тела у человека, как-то: ухо, нос, выкалывают глаза или же на спине или груди вырезывают крест» (Курск, 14 августа 1919 г.). «Какие ужасы творили белые, когда заняли Ямбург. Массу перевешали. Где был памятник Карлу Марксу, была устроена виселица. С коммунистами не стали разговаривать, за пустяки вешали» (Петроград, 26 августа 1919 г.). «Белые не очень важно вели себя. Утром идешь, видишь висят от 3-4 человек, и так каждое утро. На Сенном рынке была виселица, там стали вешать» (Псков, 28 августа 1919 г.). «Никогда не представляла, чтобы армия Деникина занималась грабежами. Грабили не только солдаты, но и офицеры. Если бы я могла себе представить, как ведут себя белые победители, то несомненно спрятала бы белье и одежду, а то ничего не осталось» (Орел, 17 ноября 1919 г.). «У нас была белая армия. Хороши были плети и крепки, много людей хлестали плетями, многих и перестреляли» (Пермская губерния, Надеждинский Завод, 26 ноября 1919 г.). «Побывала в стане белых. В Вильно обилие всего, все дешево. Магазины, как и раньше, до войны. Но все это не прельщает. Не могла перенести польского режима, слишком уж поляки стали притеснять православное население и давать привилегии полякам. Безработных масса, и хотя все дешево, но покупать нечего, не имея заработка. Ходят только николаевские деньги. Как ни соблазнительны были белые булки, но почему-то решила уехать в Валдай и есть сколько бы ни дали черного хлеба» (Витебская губерния, Полоцк, 3 сентября 1919 г.). «Все было у белых, но под нагайкой. Будь она проклята эта белая армия. Теперь мы дождались своих товарищей и живем все-таки на свободе» (Вятская губерния, Верещагино, 8 августа 1919 г.). Источник


На днях в России отметили День народного единства. Этот праздник соотнесли с событием 400-летней давности. Важным, конечно, для истории России. Но всем понятно, что этим самым просто сделали маневр отвлечения внимания народных масс от праздника Революции, который превратили в обычный рабочий день.

По прошествии времени после 91года наметилась тенденция оправдания белого движения, его уравновешивания революционным идеям. Можно констатировать дистанцирование власти от ставшего идеологически чуждым, некогда всенародного главного государственного праздника. Просматривается государственная тенденция постепенной переоценки событий почти столетней давности. Такой подход прикрывается фиговым листком народного единения. Не знаю... Может быть этот час когда-нибудь и настанет, сотрется из народной памяти чудовищность тогдашних и последующих событий, но явно, время еще не пришло.

В преддверии революционной годовщины есть лишний повод заявить, что тогдашние кровавые события были объективны. Да, они неприятны и тяжелы для воспоминаний, когда русские убивали другу друга в огромном количестве. Но объективности ради надо сказать, что инициаторами дикой жестокости были представители белого движения. А выиграло от победы красных в Гражданской войне в итоге подавляющее большинство народа.

Сама Октябрьская революция, которую некоторые стали называть переворотом, произошла малой кровью - обществу было видно, что 8 месяцев послемонархического, либерального управления привели страну к катастрофе - требовались изменения. Но контрреволюционное восстание, последовавшее через несколько месяцев, ввергло Россию в пучину междоусобицы.

И вот тут-то господа развернулись на полную катушку. Жестокость на жестокость. Остановить это могла только победа одной из сторон. И красные, опять же, победили объективно - подавляющая часть народа, если не была за них, то уж точно сопротивлялась именно белым и интервентам. Да и как можно было поддержать своих бывших хозяев, если их жестокость была направлена именно против народных масс. Как и при подавлении в прошлых веках крестьянских восстаний под предводительством Болотникова, Разина, Пугачева, расправ с недовольными рабочими и крестьянами все предыдущие двадцать лет до этого. Эти господа видели в своем народе - быдло, скот. Они всей своей лютой ненавистью хотели возвратить утраченные порядки своего господства, опять надеть ярмо народу, а народ, как почуявший свободу жеребец, сопротивлялся изо всех сил. И настоящие патриоты из числа офицеров Русской армии сделали свой выбор - в большинстве своем вступили в Красную армию, что и помогло во многом, ей победить.

А нам пытаются промыть мозги и сказать, что при царе-батюшке или при Учредительном собрании России жилось бы лучше, чем при большевиках. Ставят на одну доску с красными командирами Чапаем, Фрунзе, Котовским...отъявленных палачей русского народа Краснова, Корнилова, Деникина, Врангеля, Колчака... Да Гражданская война явление жестокое и красные убивали тоже налево-направо. Но победили бы белые - террор был бы всепоглощающим.

Вот вам доказательства:

Книга Артюшенко Олега Григорьевича ПРАВДА О БЕЛОМ ТЕРРОРЕ

Выдержки из книги:

Министр правительства Колчака барон Будберг в своём дневнике писал:

Приехавшие из отрядов дегенераты похваляются, что во время карательных экспедиций они отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями (“чтобы не убежали”); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых (“чтобы мягче было лежать”).

На Урале и в Сибири шли массовые аресты. В конце 1918 г. в сибирских концлагерях находилось 914 тысяч заключенных, 75 тысяч - в тюрьмах. Были еще тюрьмы и концлагерия других белых правительств. Для сравнения: в Советской России в это время было чуть более 42 тысяч заключенных, из них 2 тысячи - в концлагерях.

Колчаковцы начали грабеж сибирских крестьян, сопротивление жестоко подавляли. Как вели себя белые каратели? «Развесив на воротах Кустаная несколько сот человек, постреляв немного, мы перекинулись в деревню, -повествовал штаб-ротмистр драгунского эскадрона из корпуса Каппеля Фролов, - ...деревни Жаровка и Каргалинск были разделаны под орех, где за сочувствие большевизму пришлось расстрелять всех мужиков от 18 до 55 лет, после чего пустить «петуха». Далее ротмистр сообщал о расстреле двух-трех десятков мужиков в селе Боровом, в котором крестьяне встретили карателей хлебом-солью, и сожжении части этого села... Колчаковцы своими зверствами так настроили против себя сибирское крестьянство, что здесь возникло мощное партизанское движение. 150 тысяч партизан помогли Красной Армии изгнать колчаковцев и интервентов из Сибири. Так же жестоко вели себя другие белогвардейские правительства. Террор против сторонников красных и Советов применяли интервенты, кулаки, зеленые, националисты.

Стихия белого террора ужасала даже самих белогвардейских начальников. Но они не могли уже обуздать звериные инстинкты опьяненных кровью фронтовиков и поэтому вынуждены были сквозь пальцы смотреть на эти крайние проявления человеконенавистничества, порожденные братоубийственной войной.

"Военные власти до самых младших распоряжаются в гражданских делах, минуя гражданскую непосредственную власть"- писал колчаковским министрам в начале 1919 года начальник Уральского края Постников. "Расправа без суда, порка даже женщин, смерть арестованных "при побеге", аресты по доносам, передача гражданских дел военным властям, преследования по кляузам и доносам... ".


Сотни братских могил было обнаружено в Прикамье после отступления Колчака. Число жертв белого террора также не поддается подсчету...

Из частных писем эпохи гражданской войны (май - декабрь 1919 г.):

Долой буржуев и кулаков. Да здравствует Советская власть на весь мир. Смерть банкирам (Московская губ., 20 июня 1919).

Я теперь нагляделся, что делают белые в Вятской губернии, в 30 домах оставили одну лошадь, а то все забирали. Рабочих расстреливали, а трупы жгли на костре. Крестьяне там платят большие налоги, с бедняков берут 1000 руб. Белые закололи более 300 человек, не считаясь с женщинами и детьми, у кого служит сын, все семейство вырезают. Где были схоронены красные, то вырывали, обливали керосином и жгли (Вятская губ., 14 июля 1919 г.).

В Сибири в настоящее время царский старый режим. Все буржуи, капиталисты, помещики, генералы и адмиралы сели опять на шею крестьян и рабочих. Крестьян душат податями, такие налоги наложили на крестьян, что невозможно никак уплатить. Хлеб дорогой, пуд ржаной муки 60 руб. (Вятская губ., 26 июля 1919 г.).

Деникин творит страшные зверства. В деникинском войске началась страшная паника, потому что в деревнях начинают организовываться партизанские войска (Курская губ., 28 июля 1919 г.).

Мы дали клятву везде и всюду защищать советскую власть, ибо она одна защитница бедного класса (Тамбовская губ., 28 июля 1919 г.).

Пока всего хватает, но, видно, скоро вытянут последние соки. ...лишь бы скорее сломить буржуазную сволочь. Все ждем и не можем дождаться, когда восторжествует советская власть. У меня в душе такая злоба к буржуазии, что я могла бы собственными руками их застрелить. Терпим до конца, и да здравствует советская власть (Гомельская губ., 14 декабря 1919 г.)

Из меморандума руководства чехословацкого корпуса, ноябрь 1919 года:

«... под защитой чехославацких штыков местные русские военные органы позволяют себе действия, перед которыми ужаснется весь цивилизованный мир. Выжигание деревень, избиение мирных русских граждан целыми сотнями, расстрелы без суда представителей демократии по простому подозрению в политической неблагонадежности составляют обычное явление и ответственность за все перед судом народов всего мира ложится на нас: почему мы, имея военную силу, не воспротивились этому беззаконию...»


Из приказа адмирала Колчака:
«1. Возможно скорее, решительно покончить с Енисейским восстанием, не останавливаясь перед самыми строгими, даже и жестокими мерами в отношении не только восставших, но и населения, поддерживавшего их; в этом отношении пример японцев в Амурской области, объявивших об уничтожении селений, скрывающих большевиков, вызван, по-видимому, необходимостью добиться успехов в трудной партизанской борьбе.

2. Требовать, чтобы в населенных пунктах местные власти сами арестовывали, уничтожали агитаторов и смутьянов.

3. За укрывательство большевиков-пропагандистов и шаек должна быть беспощадная расправа...

7. Для разведки и связи использовать местных жителей, беря заложников. В случае неверных, несвоевременных сведений – заложников казнить, а дома, им принадлежащие, сжигать »

(Воля России, Прага, 1924, №1, с.157).

Bp донесении офицера военной разведки подполковника Р.Л. Эйхельберга:

«Самая значительная слабость Омского правительства состоит в том, что подавляющее большинство находится в оппозиции к нему.

Грубо говоря, примерно 97% населения Сибири сегодня враждебно относится к Колчаку . …Омское правительство ведет борьбу против демократии.

Правительство в России, которое хочет успешно противостоять большевизму, должно добиться того, чтобы большой процент населения Сибири разорвал с идеей Советов.

Как мне представляется, для колчаковского правительства в его нынешнем виде иной перспективы кроме одной – своей деятельностью оно только способно увеличить сторонников большевиков»

«America"s Siberian Adventure (1918-1920) William Sidney Graves

Ниже см выдержки из воспоминаний генерал-майора Уильяма Сиднея Грэйвса (1865-1940), который командовал экспедиционным корпусом армии США в Сибири в 1918-1920 годах. Выйдя на пенсию, генерал написал книжку «America"s Siberian Adventure (1918-1920)». Её у нас издали в 1932 году, тиражом 5000 экз. С тех пор её часто вспоминают и иногда цитируют.

Спасибо, генерал Грэйвс!

Адмирал Колчак окружил себя бывшими царскими чиновниками, а поскольку крестьяне не хотели брать в руки оружие и жертвовать своими жизнями ради возвращения этих людей к власти, их избивали, пороли кнутами и хладнокровно убивали тысячами, после чего мир и называл их «большевиками». В Сибири слово «большевик» означает человека, который ни словом, ни делом не поддерживает возвращение к власти в России представителей самодержавия.

Солдаты Семёнова и Калмыкова под защитой японских войск бродили по стране как дикие звери, убивая и грабя людей; при желании Японии эти убийства могли бы прекратиться за день. Если по поводу этих жестоких убийств возникали вопросы, в ответ говорилось, что убитые были большевиками, и это объяснение, очевидно, вполне устраивало мир. Условия в Восточной Сибири были ужасными, и там не было ничего дешевле человеческой жизни.

Там совершались ужасные убийства, но совершались не большевиками, как думает мир. Буду далёк от всякого преувеличения, если скажу, что на каждого убитого большевиками в Восточной Сибири приходится сто убитых антибольшевиками.

Трудно представить существующим в современной цивилизации человека вроде Калмыкова; едва ли случался день без сообщений об ужасных злодеяниях, совершавшихся им и его войсками.

Калмыков остался в Хабаровске и установил свой режим террора, насилия и кровопролития, который, в конце концов, заставил его собственные войска взбунтоваться и искать защиты у американской армии. Под предлогом борьбы с большевизмом он безосновательно арестовывал сколько-либо состоятельных людей, пытками добивался получения их денег и казнил многих по обвинению в большевизме. Эти аресты были настолько частыми, что запугали все классы населения; по оценкам, войска Калмыкова казнили в окрестностях Хабаровска несколько сот человек.

Удивительно, что офицеры русской царской армии не осознали необходимости изменений в практике, использовавшейся армией при царском режиме. Злодеяния, совершавшиеся к востоку от озера Байкал, были настолько потрясающими, что не оставляли непредубеждённому человеку сомнений в правдивости множества сообщений об эксцессах.

В марте в штаб американских войск пришла молодая женщина, сельская учительница. Она попросила предоставить охрану себе и своим братьям, чтобы они могли вернуться в свою деревню, Гордиевку, и похоронить своего отца, убитого войсками Иванова-Ринова. Женщина рассказала, что русские войска пришли в Гордиевку в поиске молодых мужчин для принудительного призыва, но молодёжь сбежала, и тогда войска задержали в деревне десятерых мужчин, чей возраст был выше призывного, пытали и убили их, и поставили охрану у тел, чтобы не дать родственникам похоронить их. Это звучало настолько жестоко и противоестественно, что я приказал одному офицеру с небольшим отрядом отправиться в Гордиевку и провести расследование, и уведомил женщину о своих намерениях.

Посланный для расследования офицер доложил следующее:

По прибытии к зданию гордиевской школы меня встретила толпа из 70 или 80 мужчин, все были вооружены винтовками, большей частью русскими армейскими винтовками, а также некоторым количеством старых однозарядных винтовок калибра 45-70. Вся собранная мной информация была получена в присутствии этих 70 или 80 вооружённых селян и примерно 25 или 30 женщин. Большинство сведений получены от жён жертв, эти женщины много раз теряли чувства во время этого тяжёлого для них испытания. Первая допрошенная сказала, что её муж шёл к школе со своей винтовкой, чтобы в соответствии с приказом сдать её русским военным. Его схватили на улице, били его же винтовкой по голове и туловищу, а затем отвели в дом рядом со школой, где его со связанными руками привязали за шею к штырю в стропилах и ужасно избивали по туловищу и голове, пока кровь не забрызгала даже стены помещения. Следы на его теле показали мне, что его подвешивали также и за ноги.

Позднее его поставили в ряд с восемью другими мужчинами и расстреляли в 14:00. В шеренге было десять мужчин, убиты были все кроме одного, которого солдаты Иванова-Ринова оставили умирать. Следующей я допросил женщину, в доме которой всех избивали, а потом расстреляли позади её гумна. Она заявила, что утром 9 марта 1919 года около 11:00 несколько офицеров Иванова-Ринова пришли в её дом и заставили её увести мужа в другой дом, но в 11:30 забрали её мужа обратно и избивали его вместе с остальными; ему сломали руку, отрезали ногти и выбили все передние зубы. Её муж был инвалидом и калекой.

Я обнаружил, что пол помещения, в котором избивали этих мужчин, был покрыт кровью, и все его стены были забрызганы кровью. Проволока и верёвочные петли, которыми связывали их шеи, всё ещё свисали с потолка и были покрыты кровью. Я также обнаружил, что некоторых из мужчин обливали кипятком и прижигали раскалёнными утюгами, нагревавшимися в небольшой печи, которую я нашёл в помещении.

Я побывал на месте, где эти мужчины были застрелены. Их выстроили в ряд и застрелили, в каждом теле как минимум три пулевых отверстия, в некоторых шесть или более. Очевидно, сначала им cтреляли в ступни, а потом выше в туловище.

Проводивший расследование молодой офицер получил и включил в свой доклад намного больше показаний, и те показания, которые я не цитирую, во всех деталях совпадают с процитированными.

Этот случай показался мне настолько отвратительным, что я приказал офицеру доложить мне лично. Он не был кадровым, его призвали на время войны. Никогда не забуду слова этого офицера, которые он сказал мне после того, как я закончил его опрашивать. Он заявил:

Генерал, ради Бога, не посылайте меня больше в подобные экспедиции. Я едва удержался от того, чтобы не сорвать с себя форму, присоединиться к этим несчастным и помочь им всем, что было в моих силах.

Обращаясь к тем согражданам, которые считают, что бороться с большевизмом нужно независимо от политики США, замечу, что никогда не мог определить, кто именно был большевиком и почему он им был. По мнению японских представителей и их платных марионеток в Сибири, большевиками были все русские, не желавшие взять в руки оружие и воевать за Семёнова, Калмыкова, Розанова, Иванова-Ринова; а ведь в уголовных архивах США не найдёшь персонажей хуже. По мнению британских и французских представителей, большевиками были все, кто не желал браться за оружие и воевать за Колчака.

Военную форму мобилизованным русским большей частью предоставляли британцы. Генерал Нокс (Knox) заявил, что Британия поставила силам Колчака сто тысяч комплектов формы. Отчасти это подтверждается количеством солдат Красной Армии, носящих британскую форму. Тот факт, что красные носят британскую форму, вызвал у генерала Нокса такое отвращение, что, как сообщают, позднее он сказал, что Британия ничего не должна поставлять Колчаку, ибо всё поставляемое оказывается у большевиков. Вообще говоря, солдаты Красной Армии в британской форме были теми же самыми солдатами, которым эту форму выдали, пока они были в колчаковской армии. Значительная часть этих солдат не была склонна воевать за Колчака.

Методы, используемые колчаковцами для мобилизации сибиряков, вызывали ярость, которую трудно успокоить. Они шли на службу, озлобленные страхом, но не перед врагом, а перед своими же собственными войсками. В результате, после выдачи оружия и обмундирования, они дезертировали к большевикам полками, батальонами и поодиночке.

Количество так называемых большевистских банд в Восточной Сибири возросло в результате порядка мобилизации и чрезвычайных методов, используемых при её проведении. Крестьяне и рабочий класс не желают воевать за правительство Колчака.

Суровые меры, применявшиеся царским режимом для недопущения побегов заключённых, не исчезли и к тому времени, когда я проезжал через Иркутск. Я видел около двадцати заключённых, у которых к лодыжкам были прикованы здоровые цепи, к концу которых были прикреплены большие шары; чтобы узник смог идти, ему было нужно нести шар в руке.

В Красноярске я кое-что узнал о генерале Розанове, с которым пытался работать во Владивостоке. Он был тем самым человеком, который 27 марта 1919 года приказал своим войскам:

1. При занятии деревень, ранее занятых бандитами (партизанами), требовать выдачи руководителей движения; там, где вы не можете захватить руководителей, но имеете достаточные свидетельства их присутствия, расстреливать каждого десятого жителя.

Если при движении войск через город население, имея возможность, не сообщит о присутствии врага, со всех требуется денежное возмещение без ограничения.

Деревни, где население встречает наши войска с оружием, следует сжигать дотла, всех взрослых мужчин расстреливать; имущество, дома, телеги следует реквизировать для использования армией.

Мы узнали, что Розанов держал заложников, и за каждого своего сторонника, встретившего смерть, он убивал по десять заложников. Он говорил об этих использовавшихся в Красноярске методах, как о работе с ситуацией в перчатках, но заявил о своём намерении снять перчатки после приезда во Владивосток, чтобы работать с ситуацией без той сдержанности, которую он продемонстрировал красноярцам…

Розанов был третьим по мерзости персонажем из тех, кого я знал в Сибири, хотя уровень Калмыкова и Семёнова для него был недостижим.

Чтобы обозначить боеспособность колчаковских войск в августе 1919, я попробую проанализировать поступавшие ко мне официальные сообщения. Один из докладов гласил:

По оценкам, за исключением чиновников и военных, омское правительство поддерживает не более 5% населения. По оценке, красных поддерживает около 45%, социалистов-революционеров около 40%, около 10% разделено между другими партиями, а на военных, чиновников и сторонников Колчака остаётся 5%.

С этого времени и вплоть до падения омского правительства армия Колчака являлась отступающей бандой.

Посол и я отправились из Омска во Владивосток около 10 августа. Мы останавливались в Новониколаевске, Иркутске, Верхнеудинске и Харбине. Пока мы не оказались на территории Семёнова, не происходило ничего интересного. К этому времени было хорошо известно, что Семёнов организовал то, что было известно как «станции убийств», и открыто бахвалился, что не может спокойно спать, если в течение дня хоть кого-то не убил.

Мы остановились на маленькой станции, и на наш поезд поднялись двое американцев из Корпуса обслуживания российских железных дорог. Они рассказали нам об убийстве солдатами Семёнова за два-три дня до нашего прибытия целого эшелона русских, в котором было 350 человек. Не помню, были там только мужчины, или ещё и женщины.

Американцы сообщили следующее:

Эшелон заключённых прошёл станцию, и на станции все знали, что их убьют. Служащие Корпуса направились на место казни, но были остановлены солдатами Семёнова. Через один час пятьдесят минут пустой поезд возвратился на станцию. На следующий день эти двое отправились на место убийства и увидели доказательства массовой казни. По гильзам на земле было понятно, что заключённых расстреливали из пулемётов: стреляные гильзы лежали кучами в местах, куда их выбрасывали пулемёты. Тела находились в двух недавно вырытых рвах. В одном рву тела были полностью покрыты землёй, в другом было видно много рук и ног.

Сомневаюсь, что в истории последнего полувека найдётся хоть одна страна в мире, где убийства совершались бы ещё спокойнее и с меньшим страхом наказания, чем это было в Сибири при режиме адмирала Колчака. Одним из примеров жестокостей и беззакония в Сибири является типичный случай в Омске, колчаковской резиденции, произошедший 22 декабря 1918 года, всего через месяц и четыре дня после того, как Колчак принял полномочия «Верховного правителя». В этот день в Омске произошло восстание рабочих против колчаковского правительства. Революционеры частично добились успеха, открыли тюрьму и позволили бежать двумстам арестованным.

Среди них 134 были политическими заключёнными, в том числе и несколько членов Учредительного собрания. В день, когда это случилось, омский главнокомандующий Колчака издал приказ, требующий от всех выпущенных вернуться в тюрьму, и заявлял, что не вернувшиеся в течение суток будут убиты на месте. Все члены Учредительного собрания и ряд других известных политзаключённых вернулись в тюрьму. Этой же ночью несколько колчаковских офицеров вывели членов Учредительного собрания из тюрьмы, заявив им, что доставят их на место суда над ними в преступлениях, в которых их обвиняют, и всех застрелили. За это жестокое и беззаконное убийство офицерам ничего не было. Условия в Сибири были такими, что такие жестокости могли быть легко сокрыты от мира.

Зарубежная пресса постоянно утверждала, что именно большевики были теми русскими, которые совершали эти ужасные эксцессы, и пропаганда была до такой степени активной, что никто и подумать не мог, что эти злодеяния совершались против большевиков. (как сейчас спустя почти 100 лет пишут в отношении России западные СМИ)

Полковник Морроу (Morrow), командовавший американскими войсками в забайкальском секторе, доложил о самом жестоком, бессердечном и почти невероятном убийстве целой деревни Семёновым. Когда его войска подошли к деревне, жители, по-видимому, попытались убежать из своих домов, но солдаты Семёнова стреляли в них - мужчин, женщин и детей,- как будто охотились на кроликов, и бросили их тела на месте убийства. Они застрелили не кого-то одного, но всех в этой деревне.

Полковник Морроу заставил японца и француза отправиться с американским офицером для расследования этого массового убийства, и рассказанное мною содержится в докладе, подписанном американцем, французом и японцем. В дополнение к вышеописанному офицеры сообщили, что обнаружили тела четырёх или пяти мужчин, которые были, очевидно, сожжены заживо.

Люди, естественно, задавались вопросом, что могло быть целью таких ужасных убийств. Цель подобна причине, по которой охранники лагерей держат собак-ищеек и используют другие средства запугивания заключённых; чтобы не допустить попыток побега. В Сибири же преследуемые люди не были заключёнными, но ответственные за эти ужасы были убеждены в том, что все русские должны, как минимум, действовать так, будто они искренне поддерживают дело Колчака. Такое обращение иногда преуспевало в том, что на время заставляло людей скрывать свои подлинные настроения. Именно так было в Сибири, и я убеждён, что американцы не знают ничего об этих ужасных условиях.

Когда американцы впервые добрались до Сибири, большинство из нас, естественно, ожидало, что опыт войны и революции изменил мышление правительства из бывшего правящего класса, но когда этот правящий класс начал совершать в Сибири ужасные злодеяния, допускать их и потворствовать им, стало ясно, что они так ничему и не научились.

Во Владивостоке хорошо знали, что с 18 ноября 1919 года по 31 января 1920 года Розанов убил от пятисот до шестисот мужчин, никак не прокомментировав свои убийства. Сначала принималось решение о казни, потом для легализации задуманного убийства собирался военный трибунал; таков был метод, которым пользовался Розанов. Эту процедуру хорошо знали во Владивостоке; в одном из случаев я лично проверил достоверность информации по просьбе русской женщины, которая жила одно время в Нью-Йорке.

Генерал Нокс служил в России военным атташе при царском режиме. Он мог говорить по-русски и, несомненно, думал, что понимает русских. Он, вероятно, понимал характер и особенности тех русских, с которыми был связан в Петрограде, но я не могу поверить, что он понял чаяния огромной массы русского народа. Если бы он понимал этих людей, он, вероятно, не стал бы думать - а он, очевидно, думал именно так, - что российские крестьяне и рабочие возьмутся за оружие и станут бороться за то, чтобы привести к власти сторонников Колчака, совершавших такие злодеяния против тех людей, у кого искали военной поддержки. Генерал Нокс поделился со мной своей мыслью: «бедные русские были просто свиньи».

Лично я никогда не думал, что у Колчака был хоть какой-то шанс установить правительство в Сибири, но вера Нокса и подобных ему в то, что народные массы были свиньями, и обращаться с ними можно было как со свиньями, ускорила падение Колчака.

Первоисточник воспоминаний Грейвса

Источник

Источник

Описавший все зверства американец был интервентом на нашей земле. Эти господа творили преступления, не сильно отличавшиеся от зверств белых...

Американские охотники на большевиков


Рекомендуем почитать:"Иностранные интервенты в Советской России», выпущенной в 1935-м году, где рассказывается о том, какими методами действовали освободители – перерезанные семьи, беременные женщины, которым отрезали груди, вынимали из животов младенцев, повешенные пятилетние дети… Вот ещё один интересный материал на эту тему:
…Отметились у нас и американцы (а куда они свой нос не совали?), оставив недобрую память о себе, о чём, увы, наша нынешняя молодёжь, воспитанная на американских боевиках и вскормленная гамбургерами и «Кока-колой», по большей части не имеет ни малейшего понятия. О том, как 12-тысячный экспедиционный корпус США огнём и мечом «устанавливал свободу и демократию» на нашей земле, эти заметки.

В архивах и газетных публикациях той поры и поныне хранятся свидетельства, как янки, прибыв за тридевять земель, хозяйничали на нашей земле, оставляя кровавый след в судьбах русских людей и в истории Приморья. Так, к примеру, захватив крестьян И.Гоневчука, С.Горшкова, П.Опарина и З.Мурашко, американцы живьём закопали их за связь с местными партизанами. А с женой партизана Е.Бойчука расправились следующим образом: искололи тело штыками и утопили в помойной яме. Крестьянина Бочкарёва до неузнаваемости изуродовали штыками и ножами: «нос, губы, уши были отрезаны, челюсть выбита, лицо и глаза исколоты штыками, всё тело изрезано». У ст. Свиягино таким же зверским способом был замучен партизан Н.Мясников, которому, по свидетельству очевидца, «сперва отрубили уши, потом нос, руки, ноги, живым порубив на куски».

ЭТО МОЖНО ПРОДОЛЖАТЬ ДО БЕСКОНЕЧНОСТИ...

Какое же счастье, что наши революционные прадеды устояли, не сдались и победили белых в Гражданской войне вообще и пресловутого американского адмирала в частности. Счастье для всех; даже и для тех, что ныне глубокомысленно вещает о победе "краснопузых хамов" и "еврейских комиссаров", тоскуя по хрусту французской булки.

ВОТ И ДЕЛАЙТЕ ВЫВОДЫ

Источник

И вообще, почему эту войну называют Гражданской, если это война коллективного запада и класса российских угнетателей против России и ее народа.